Отец приезжал из редакции «ЛитРоссии» домой и то и дело: «Василь Иваныч то, Василь Иваныч сё». Как-то витало это имя над нашим домом, всегда было на слуху. И странны мне были люди, не знавшие писателя Белова из Вологды. Мы еще жили в Болшево, я только пошла в первый класс, как отец «подсунул» мне беловские «Рассказы о всякой живности». После этой книги я зачитала сознательно и запойно. И потом во всех русских деревнях, селах, встречая кудлатых псов и дворовых одноглазых котов, бородатых коз, я вспоминала Белова и его «живность». И вспоминаю до сих пор, потому что русская деревня стала частью моей жизни.
Знанием о Белове хотелось делиться. На пятом курсе журфака МГУ мы проходили современную
Я его чувствовала. В университете города Констанц (Германия) я предложила на кафедре славистики тему диссертации «Соцреализм в деревенской прозе: Распутин, Абрамов, Белов». Профессор Смирнов, эмигрировавший в Германию в начале девяностых, — аж подскочил на стуле: «И не вздумайте включать в работу Белова, он ненормальный сумасброд и антисемит. А про Абрамова писать следует в том ключе, что он служил в СМЕРШе и гнобил питерскую интеллигенцию». Идея с диссертацией после слов такого уважаемого профессора отпала сама собой, зато спустя неделю появилось в Живом журнале сообщество «Русский север», первыми тегами которого стали фамилии Белова и Абрамова. Сейчас сообществу почти семь лет, в нем семь тысяч участников, и я нисколько не жалею о несложившейся диссертации.
Жалею лишь, что при жизни Василия Ивановича не сподобил меня Господь побывать в родной деревне писателя — вологодском селе Тимониха. Тимониха… Хочется верить, что этот северный топоним будет на слуху так же, как астафьевская Овсянка, шукшинские Сростки или рубцовская Никола. А еще хочется верить, что «Плотницкие рассказы» и «Привычное дело» войдут поскорее в школьную программу.
Что можно будет открыть учебник по литературе и прочесть: «Лодка плывет по бесшумному зеленому лесу. Весло хлебает густую, пронизанную солнышком воду, и Зорин видит, как по затопленным тропам гуляют горбатые окуни. Свет, много света, такого искристого, мерцающего. Непонятно, откуда его столько? Или от солнца, которое горит где-то внизу, под лодкой, или от слоистой воды. Зорин вплывает прямо в желтое облако цветущего ивового куста, оно расступается перед лодочным носом, и вдали, на холме, вырастает веселая большая деревня».
Воспоминания моего отца, писателя и историка Николая Соловьева о Василии Белове.
В середине восьмидесятых для нашей небольшой кучки молодых
От них ждали не только новых книг, от них ждали указаний – как жить и что делать. Ни с Распутиным, ни с Астафьевым мне познакомиться так и не удалось, а вот с Василием Ивановичем я часто виделся в редакции «Литературной России», где я работал довольно долго. Это были обычные рабочие встречи, он привозил из Вологды рукописи местных писателей, кого-то рекомендовал, чьи-то рассказы мы обсуждали.
Но запомнился он мне совсем в другом эпизоде, очень для всех неожиданном. В 1993 году был собран съезд писателей России, как раз во время разгона Съезда народных депутатов и орудийной стрельбы по парламенту. Съезд однозначно поддержал оппозицию к Ельцину, и также где-то наверху было решено упразднить Союз писателей России, а здание на Комсомольском проспекте отобрать.
И вот днем, в разгар совещаний, приехал к нам какой-то чиновник из мэрии, с серьезной бумагой, с красными печатями, подписанной аж самим Лужковым с требованием немедленно закрыть съезд и освободить помещение. Василий Иванович бумагу эту прочитал с интересом, посмотрел на чиновника и вдруг разорвал распоряжение на мелкие кусочки. Чиновник даже задохнулся, и несколько минут не мог сказать ни слова. Потом побагровел и кинулся к нам, окружившим эту компанию: «Вы видели! Вы будете свидетелями! Он уничтожил распоряжение самого!» И ко мне почему-то тоже обратился: «Вы видели?» «Да была какая-то филькина грамотка» — ответил я равнодушно. Раздавшийся со всех сторон смех и шуточки прогнали посланца мэрии прочь. Всю ночь мы ждали разгона, даже стрельбы, но что-то наверху не сложилось и для нас кончилось благополучно.
