В
Отзвенели последние звонки, сданы экзамены, учебный год закончен. У кого-то хорошо, у кого-то – прямо скажем, не очень: успеваемость хромает, отношения в классе не сложились. Мысль перевести подрастающего ребенка в другую школу посещала, наверное, каждого родителя. Особенно если подросток стал объектом буллинга, или, по-русски, травли. Стоит ли искать другую школу, если у ребенка проблемы, и на что опираться в выборе? Об этом мы говорим с заведующим научной лабораторией «Социология образования и науки» НИУ «Высшая школа экономики» в Санкт-Петербурге профессором Даниилом Александровым.

По инициативе и при поддержке программы «Учитель для России» и содействии Министерства образования Калужской области научная лаборатория «Социология образования и науки» Санкт-Петербургского филиала «Высшей школы экономики» провела в Калужской области глобальное исследование школьного климата. Было опрошено около 27 тыс. учеников 6-9-х классов в 249 школах. В инструменте для опроса учитывались: отношения с учителями, сверстниками, отношение к школе в целом; самооценка, мотивация к учебе; агрессия в школе, буллинг и кибербуллинг.

Три аспекта школьной травли

– Даниил Александрович, агрессивнее ли стала атмосфера в сегодняшней школе по сравнению с советским периодом?

– Не думаю, что дети становятся агрессивнее. Во-первых, высказывания типа «сейчас все плохо и подростки агрессивные» – это просто вкусовые оценки, которых следует избегать, как следует избегать любых стереотипов по отношению к эпохам, людям или народам. Во-вторых, в советские времена не проводилось подобных исследований, так что и сравнивать нечего. Вот, например, исследование потребления алкоголя у северных народов началось давно, поэтому тут можно делать выводы. А какие могут быть суждения об агрессии в прошлом, особенно если мы говорим об агрессии, ни во что криминальное или просто даже физическое не выливающейся? Ее никто не фиксировал.

Даниил Александров. Фото: Facebook

Сегодня подростковая среда кажется более агрессивной просто потому, что мы стали об этом заботиться и об этом говорить.

Мне довелось поработать в советской школе, во дворцах пионеров и школьников, и я видел разных детей. Если опираться на собственные ощущения, школы в целом были неплохими, но жизнь в стране была тяжелее. Дети из бедных рабочих семей были часто заброшенными и довольно агрессивными. Их жизнь была менее организованной, они росли во дворах, там учились драться. И вот таких уличных группировок, которые били младших и что-то у них отнимали, мне кажется, было больше, чем сейчас. Сегодня дети в среднем все-таки лучше живут, родители ими больше занимаются, и агрессивность частично переместилась из неблагополучной среды в благополучную. Вот что меня больше всего поразило в наших исследованиях.

– То есть в «хороших» школах агрессии больше, чем в «простых»?

– Да, и это самый главный итог наших исследований. В школах, которые имеют более высокий статус – например, гимназия или школа с углубленным изучением иностранных языков, где родители более образованные, – атмосфера агрессивнее, чем в школах маленьких, на городских окраинах или в селе, где есть дети из неблагополучных семей. В высокорейтинговых школах больше развит и современный вид буллинга – кибербуллинг, травля в сетях.

Думаю, в основе своей все это связано с размером школы и увлеченностью учителя своей работой. Школы, в которых учатся только местные дети, потому что дети из успешных семей идут в престижную школу на каком-то расстоянии от дома, – оказываются более благополучными в плане климата. Эти школы маленькие – и поэтому там лучше всех видно, все друг друга знают. И если в них учителя не махнули рукой на свою работу, они больше уделяют детям внимания.

В специализированной школе с репутацией может оказаться, что в среднем учителя тратят на детей времени меньше, потому что считают своим главным долгом хорошо вести свои уроки, их могут гораздо больше волновать оценки учеников, а не их отношения. Бытует мнение, что учителя не должны во все вмешиваться, а заниматься только своим делом. Они, конечно, не должны вмешиваться во все – слишком активное участие в детской жизни тоже вредно: дети имеют право на некоторую независимость личности. Но когда на них мало обращают внимания, потому что «наше дело просто встретиться в классе по химии», – это тоже плохо.

И вот в школах маленьких, где учителя совмещают преподавание физики и математики, и все друг друга знают, часто оказывается более высокий уровень доверия. Там детям доверяют больше, зная их качества: «Ваня безалаберный, а Петя ответственный, оставьте ему ключи от компьютерного класса», – такую ситуацию я видел в сельской школе, где директор доверял детям ключи от важных кабинетов. Сложно представить такую ситуацию в большой городской школе. В ответ на доверие к детям у них есть доверие к учителям. Соответственно, чем больше человеческого доверия между учителями и учениками, тем больше авторитет учителя. И его послушают, когда он будет останавливать драку или говорить, что не надо травить Колю.

– Поможет ли ребенку, который подвергается буллингу, перевод в другую школу? Что больше играет роль – психотип его личности или социальная атмосфера вокруг?

– Есть три аспекта буллинга, которые нужно взвесить перед тем, как задуматься о переводе из школы в школу. Перечислю их по значимости. Первое – наличие инициатора, агрессора. Если в классе нет человека, который получает удовольствие от травли других детей, то этой травли просто не будет.

Второе – общая обстановка, которая позволяет агрессору это делать или не делать. Сторонние дети в ситуации «агрессор – жертва» могут быть пассивными наблюдателями, могут активно вмешиваться «за» или «против», а могут просто сказать «не надо это делать». Каким образом это работает? Подростки, как и все мы, жаждут популярности. Мы все хотим, чтобы нас любили и ценили. И если агрессор понимает, что класс его не любит за то, что он кого-то тиранит, то он либо перестанет это делать, либо ему нужно срочно к серьезному клиническому психологу. Потому что когда ребенок уже находится за гранью одобрения своего класса, но своим поведением продолжает демонстрировать: «А я получаю от этого такое удовольствие, что мне все равно, что вы обо мне думаете», – вот здесь уже требуется серьезная психологическая работа. Опасно оставлять это без внимания: агрессор приучается к тому, что он безнаказанно может получать эмоциональное удовольствие от травли другого.

– А третий фактор?

– Собственная склонность ребенка к тому, чтобы быть жертвой. Но она лечится. Как Гудвин дал трусливому льву блюдечко валерьянки – так можно вдохнуть в ребенка уверенность в себе. Конечно, есть какие-то тривиальные признаки, по которым ребенка делают жертвой, – например, он чем-то отличается: толстый, рыжий. Есть и определенное поведение, которое вызывает насмешки, – какие-то аутические черты, неровность характера. Но с этим можно справиться. Существуют специальные техники, и помочь ребенку стать уверенней в себе может психолог или родитель.

 

Такие сладкие запреты

– Чем в ситуации травли может помочь учитель?

– Как я уже говорил, важно воздействовать на ребят-наблюдателей. Учитель может им сказать: а вы объясните ему, что так не надо, популярности человек так не приобретет. Если к учителю в этой школе высокая степень доверия, если он будет постоянно так говорить – это может сработать. Еще учитель может попробовать перенаправить энергию агрессора и его радость от побед в другое русло – например, предложить ему заняться каким-то тяжелым спортом. Чтобы подросток научился получать тот же самый впрыск гормона радости от того, что он выжал штангу, – а не от того, что кого-то побил.

– Запреты и наказания тут не помогут?

– Наказание опять же может быть только от сверстников – потому что в этот период сверстники важнее родителей или учителей. Они могут его, например, бойкотировать. Что касается серьезных организационных запретов, я уверен, что они приносят только зло.

Приведу яркий пример. На юге Америки в ряде евангельских церквей было распространено такое движение, которое называется «клятва девственности». Дети в определенном возрасте выходят перед всей конгрегацией и клянутся, что до брака они будут хранить девственность. Параллельно и независимо от этой истории ученые проводили масштабные исследования здоровья подростков. И оказалось, что те, кто дал клятву девственности, действительно позже вступают в сексуальные отношения. В школе у них все выглядит хорошо. Но если взять следующий период времени, то выясняется, что у них заметно выше уровень венерических заболеваний, позже – трудности в браке с сексуальными отношениями. Дальнейшие исследования выявили, что эти дети ради соблюдения клятвы начинали предаваться тем видам секса, в которых не видели нарушения. Получается, что жесткий запрет приводит к катастрофическим последствиям.

И вообще в случае подростков и молодежи запреты очень плохо работают. А работают какие-то другие способы.

Например, специальные занятия, где детей тренируют говорить «нет». Учат, как остаться в друзьях – и отказаться от выпивки. Или от секса. В Америке на это тратятся большие деньги – имею в виду на исследования, на то, чтобы выработать правильную методику общения. Потому что бессмысленно просто прийти к подросткам и погрозить пальцем: вот это делать нельзя ни в коем случае! Никто этого слушать не будет и тем более соблюдать.

 

Чем отличается флирт от харасмента

– Почему вообще подростки так агрессивны?

– У всех нас есть базовые инстинкты, то, что принято называть ветхозаветным, что заложено в устройство нашего мозга. «Мои – это мои, чужие – это чужие», борьба за лидерство, за объект сексуального желания. Все животные, особенно социальные, склонны к разного рода агрессии. Но у человека, в отличие от животных, есть нечто, что позволяет ему регулировать это качество. Человек менее агрессивное существо, нежели многие млекопитающие.

Печальная история подростка в школе состоит в том, что эмоции и драйв у него повышаются, а умение контролировать их головой еще не сформировалось. Есть исполнительные функции мозга, которые нам, взрослым, помогают владеть собой и делать неприятную работу. Вот мне не хочется – но я буду сидеть и делать. Вот мне хочется дать кому-то в лицо, потому что он нагло себя ведет – но я не буду этого делать. Подростки хуже себя контролируют не потому, что они «испорчены», а потому, что они находятся на такой стадии нейропсихологического развития.

– Бывает полезная или хотя бы не опасная агрессия?

– Действительно, существует некий оптимальный уровень агрессивности. Если человек совсем не может проявить какой-то твердости, напористости, то он обществу не кажется положительным. Все-таки надо немного спорить, отстаивать свое мнение и даже немного драться, чтобы тебя считали лидером. Но если человек становится очень агрессивным – то его тоже не любят. Вот с этим приходится считаться. И когда учителя или родители нам говорят, что им нужны классы без агрессии, – ответ один: это невозможно, и значит, вы не понимаете, что происходит с детьми. Ну что, вы всех инъецировать будете какими-то тяжелыми успокоительными?

Да, все дети дерутся, толкаются – и трудно отличить шутливые столкновения от серьезных.

Но есть простое разделение. Не опасная агрессия – она симметрична, реципрокна. Я тебя толкнул – ты меня толкнул. Мы подрались. Потом подняли портфели, обнялись и пошли домой.

Это верно и в любых других социальных сферах, то же самое отличает флирт от сексуального домогательства, harassment’а. Если люди на работе с радостью говорят друг другу комплименты: «прекрасный галстук, прекрасные серьги», – это не должно никого заботить. А если это одностороннее внимание без ответа – значит, тут что-то не так. То же самое с подростками. Если один подросток нападает на другого, а тот не отвечает, потому что слабее или боится. Если нападает каждый день, если нападают втроем… То есть когда отношения имеют характер последовательный и не симметричный, – это и называется буллинг, травля. Вот такая ситуация опасна.

Еще один аспект. Допустим, в классе все друг с другом дерутся – бывают такие драчливые классы. Но при этом кого-то тузят чаще. В нашем исследовании, не в Калужской области, а в другой работе – мы в целом изучаем агрессию в разных школах – мы еще дополнительно спрашивали, насколько люди себя чувствуют жертвой. И вот в такой общей атмосфере агрессии дети не чувствуют себя жертвами. Они хотя и понимают, что им перепадает больше, но все-таки это общее занятие. Но в ситуации, когда есть несколько агрессоров, молчаливый класс и одна жертва – это может стать большой травмой.

Как найти хорошую школу

– Есть у вас какой-то оптимальный совет для родителей – как найти хорошую школу?

– Вот это хороший вопрос, важный для всех, и у меня есть простой совет. Мы же не знаем, если у нас нет в школе знакомых, как там учителя преподают, какие отношения у детей. Самый простой способ: несколько раз прийти в школу после занятий. И посмотреть, сколько детей задерживается на какие-то дополнительные кружки и насколько у них довольный вид. Потому что хорошая школа – это та школа, откуда дети не хотят уходить. Например, просто во дворе играют в футбол. Их давно дома ждут, а они не у себя во дворе – а именно во дворе школы, побросав на крыльце ранцы, играют в футбол. Это значит, что школа – то место, где им приятно быть. Смело отдавайте ребенка туда.

– Насколько важнее климат школы, чем ее показатели, рейтинг по результатам ЕГЭ? И разве они друг от друга не зависят?

– Они связаны, но не прямо. Да, мне известны по-настоящему хорошие школы, заботящиеся о детях, об их талантах. Туда детей отбирают селективно и очень честно без блата, в Санкт-Петербурге их примерно пять-десять на город. Вот дети оттуда тоже не уходят. Они торчат там в физической, в химической лаборатории, остаются на какие-то спецкурсы и кружки, с восторгом рисуют стенгазету, идут в многодневный поход с учителем. И таким образом в лучшей части школ хорошие результаты по ЕГЭ совпадают с общей хорошей атмосферой. Учителя там реально заняты детьми, они в работу с ними вкладывают на порядок больше сил, чем в пиар своей школы. Но есть школы, которые гораздо больше вкладывают в свой пиар, чем в детей.

Мы когда-то интересовались внеклассной активностью гимназий, где учатся дети из образованных семей, которые все ходят на дополнительные занятия. И увидели школы, где родители ровно по звонку забирают детей и везут на хореографию, музыку, английский – в какие-то другие места. Это, скорее всего, признак плохой школы. Если бы ребенку было хорошо в ней, он бы сказал: «Мама, я не хочу сразу убегать, у меня дела, у меня тут друзья».

И это самый простой критерий: школа должна быть добрым, уютным местом для ребенка. Ему там должно нравиться.

Просто потому, что, если он школу ненавидит, родителям очень трудно будет найти какие-то другие рычаги, чтобы он «любил знания» и хорошо учился.

Анна Ершова

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Лучшие материалы
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.