Когда идет шестой десяток, то есть с чем сравнивать, и можно вполне законно, со «значением» прожитых лет, посматривать на молодежь с точки зрения «проживи с мое, тогда поймешь». Хотя молодых сегодня ссылкой на года не удивишь. Давеча, на мои подобные рассуждения юный подрясник с крестиком тут же ответил, что я-то до ваших лет, батюшка, доживу, а вот вы до моих — вряд ли…
Но все же в преддверии каких-либо церковных событий — а двунадесятые праздники как для прихожанина, так и для священника всегда событие — ретро-взгляд всегда большой помощник.
На Рождество местная журналистка потребовала четкого определения: насколько отличаются рождественские дни развитого социализма от дней нашего капиталистического бытия, а также откуда я узнал в те времена о Рождестве Христовом? Я, естественно, отправился в ретро-путешествие по собственной памяти и вдруг понял, что в мои пионерские и комсомольские годы о Рождестве я узнал потому, что с соседними ребятишками в Сочельник кутью носил, а мальчишеский ум всегда требовал ответа на вопрос: а в честь чего кутью именно в этот день носят?
В преддверии Крещения Господня, предвосхищая подобные вопросы, не мудрствуя лукаво и вполне осознано отправился я опять по волне моей памяти в годы пятилеток и социалистического соревнования.
Есть в Ростовской области хуторок, Черюмкин его зовут. Наш студенческий строительный отряд облюбовал эту местность по причине ежегодной нужды в теплицах, в которых выращивались овощи для недалекого комбината, где эти овощи квасили, делали консервы и разливали вино по рубль с копейками за бутылку. Теплицы быстро изнашивались, и каждый год на столе ректора нашего института лежала заявка из хутора Черюмкина, требующего дешевой, покладистой и не вредной рабочей силы. Студенты для данного дела — восстановления теплиц — были всегда беспроигрышным вариантом. Селили нас по усадьбам одиноких бабушек да в спортзале местной неполной средней школы. У бабушек было предпочтительней, так как там сердобольные старушки еще и подкармливали, да и уют какой-никакой присутствовал.
По утрам, в районе между первыми и вторыми петухами, в нашу комнату (а спали мы в зале) потихоньку входила хозяйка-старушка, зажигала в красном углу лампадку перед тремя темными от времени иконами и шептала молитвы. Тихо шептала, а слышно в рассветной тишине было отчетливо. Мы, естественно, подглядывали, но старались не шевелиться, потому что… А вот почему старались себя не выдать, было непонятно. Нельзя и всё. В конце молитв наша хозяйка несколько раз кланялась, а затем доставала из тумбочки, стоящей под иконами, бутылочку и, налив что-то в маленькую рюмку, перекрестившись, выпивала.
Эта стопка никак не вписывалась в утреннее бабушкино действо. Нет, мы не думали, что это было что-то спиртное, скорее, предполагалось лекарство, но все равно любопытство одолело. Что же пьет по утрам наша сердобольная хозяйка, умудряющаяся раньше нас всех вставать, позже всех ложиться да еще и ухаживать не только за полным сараем со скотиной и птицей, но и за нами — четырьмя стройбатовцами?
Согрешил. Однажды утром, когда хозяйка погнала корову, открыл я тумбочку под иконами, а там батарея синих пол-литровых бутылок с наклеечками. На всех наклейках крестик стоит и год написан 1968, 1970, 1972…. И еще непонятное «сретенская», «крещенская». Причем с «крещенской» было больше. Открыл одну, другую, третью — везде вода. Понимаю, что не понимаю в чем дело и в тоже время спокойно соглашаюсь со своим непониманием. Лишь четко осознаю, что немного страшно и сильно стыдно.
За утренним завтраком, состоявшем всегда из большой вареной картофелины, куска сала и большой кружки молока, не вытерпел, да и как то не по себе было от поступка своего, взял и спросил:
— Бабуль, а что вы утром пьете, когда молитесь?
Улыбнулась старушка, с лукавинкой посмотрела и отвечает:
— Чую я по утрам, что кто-то мне в спину смотрит, когда я молитвы читаю. Смотрит и молчит. А пью я, онучёк, водичку святую, крещенскую.
И рассказала нам наша бабушка о том, как три-четыре раза в год ездит в далекий от нее Ростов на службы праздничные, а зимой на Крещение всегда воду святую набирает, которая никогда не портится, а также в жизни помогает и даже болезни излечивает. Раньше, когда церковь в соседнем селе была, столько воды не хранила, да и не берегла так, как сейчас. Теперь же в воде этой для нее и служба церковная, и в ее вере утверждение.
Слушали мы, четверо двадцатилетних студентов, старушку и прекрасно осознавали, что в рассказе этом есть то, что объяснить невозможно, но что так же верно, как и те формулы, которые мы зубрили на студенческой скамье.
В храм я заглядывал с дней школьных, но это была еще не вера, не осознанное желание узнать Бога, а просто любопытство о неизвестном. Господь раскрывал Себя вот в этих встречах, которые только теперь понимаются как путь к вере.
Митрополит Борис (Вик)
Прошло с тех пор почти сорок лет, из которых двадцать уже я сам освящаю великую святыню — воду Крещенскую, но вот вспомнил об этой уже с Богом беседующей старушке-хозяйке совсем недавно, когда составлял жизнеописание митрополита Бориса Вика, управлявшего нашей Луганской епархией в 50–60-е годы прошлого столетия.
Вот небольшой отрывок из этой книжки:
«На Крещение Господне в 1949 году был епископ Борис (Вик) главой Саратовской епархии, т.е. служил там, где родился и вырос. Праздник Богоявления того послевоенного года в крупнейшем городе Поволжского региона — Саратове — стал наглядным утверждением верности отеческой вере тех, кого тогдашняя власть считала уже безбожниками и атеистами.
Лишь промыслом и чудом Божиим можно объяснить, как власть предержащие дали разрешение пройти прихожанам кафедрального собора крестным ходом на Волгу, где саратовский архиерей совершил чин Великого освящения воды. По всей видимости, в идеологическом отделе городского комитета коммунистической партии были уверены, что в этот морозный день даже если и появятся желающие пойти на Волгу, то это будет небольшая группа старушек, что покажет и действенность антицерковной политики, и станет новым ярким аргументом в дальнейшей борьбе с Церковью.
Человек предполагает — Господь располагает.
По воспоминаниям свидетелей того дня Богоявления в Саратове, из кафедрального собора к Волге вышла действительно небольшая группа прихожан, численность которых вместе со священнослужителями не превышала и ста пятидесяти человек. К Крестному ходу по пути следования присоединились еще около двух тысяч, а у приготовленной купели собралось более десяти тысяч горожан. Есть свидетельства, что верующих и любопытствующих было больше, но все же надобно учесть, что, осознав печальные последствия своего разрешения, власть всеми силами попыталась не пропустить стремящихся на водосвятие горожан, да и мороз в те дни был именно «крещенским».
До дня нынешнего помнят и вспоминают саратовцы этот Крестный ход и чин Великого освящения воды на Волге. Они стали поистине торжеством Православия для верных и холодным, отрезвляющим фактом для тех, кто посчитал, что атеистическая идеология одержала победу.
Понимал ли правящий архиерей, владыка Борис, что это событие чревато наказанием и преследованием со стороны власти? Конечно, понимал, как и осознавал то, что последуют такие решения, которые не оставят его главой родной Саратовской епархии. Спокойно и с достоинством воспринял он несколько вызовов для объяснений в Совет по делам религий облисполкома и в КГБ. Зная тогдашние методы «борьбы с опиумом для народа», можно лишь предполагать, сколько переживаний и угроз пришлось претерпеть владыке.
22 февраля последовал Указ Священного Синода о переводе епископа Бориса (Вик) на Чкаловскую и Бузулукскую епархию. Одновременно с переводом епископу Борису, по требованию Совета по делам религиозных культов при Совете Министров СССР за личной подписью его главы Алексея Пузина, было вынесено строгое замечание с формулировкой: «За проявленное во время Крещенского водосвятия в Саратове попустительство, имевшее последствием соблазнительное нарушение общественного приличия».
Одновременно с перемещением неугодного архиерея в центральной партийной газете «Правда» и в правительственных «Известиях» были опубликованы разгромные для саратовского партийного и городского руководства статьи, где отмечалась малая эффективность атеистической работы в этом областном центре, а затем последовал и указ из Москвы о замене городских руководителей».
Именно тогда, когда обрабатывал я этот исторический материал для книжки, и подумалось: когда же благодать Агиасмы впервые прикоснулась ко мне? И вспомнился хуторок Черюмкин и хозяйка-старушка, которая рассказала нам о воде этой великой.
Нет, тогда я ее не попробовал, воду эту, а вот благодать Божья, от нее исходящая, уже прикоснулась к душам каждого из нас четверых…
