— Что именно сегодня произошло?
— Сегодня я и Елена Белая выступали с последним словом. Потом судьи пошли совещаться, но очевидно было, что у них уже было готовое решение. Вернулись и зачитали, что оправдательный приговор отменяется в связи с нарушениями. Но на этом заседании они читали только резолютивную часть — то есть, сам вывод. А основания для него они будут готовить в течение недели. Хотя адвокаты говорят, что это, скорее всего, месяц.
— Что это означает для вас?
— По мере пресечения и свободе передвижения ничего не означает. Все остается как было. А дело идет на новое рассмотрение со стадии отбора присяжных.
— По новому кругу?
— Да (вздыхает).
— Возможен новый арест?
— Адвокаты говорят, что нет. Эта мера пресечения, избранная Следственным комитетом, отменена, сейчас ее нет. Только если я буду злостно нарушать, не являться на заседания, то у них могут появиться основания для пересмотра.
Так что, жизнь продолжается, и работа продолжается.
Просто в какие-то дни я буду отсутствовать для участия в заседаниях. И, поскольку это делается по повестке, мне даже отпрашиваться не нужно будет.
— Работы много сейчас?
— К сожалению, в реанимации всегда есть работа. Дети у нас есть, но не сверх того, что обычно.
— Коллеги поддерживают?
— Да, еще как! И поддерживают, переживают, пишут СМС во время судебных заседаний и вообще держат кулачки. Даже в 4-м роддоме, когда я приезжаю туда на вызов, чувствую, что никто косо не смотрит на меня. Но есть люди, которые не столь радушны и расположены ко мне. Из 8 присяжных 5 было уверено в моей невиновности, но 3 все-таки сомневались!
— Как вы думаете, новый суд присяжных вас снова оправдает?
— Думаю, что да. Конечно, я опасаюсь, чтобы не подобрали каких-то присяжных… таких… ну, это же не секрет, что у нас всякое бывает. Важно, чтобы не были те присяжные, которые нужны обвинителям.
И еще меня еще очень беспокоит оплата адвокатов, ведь новые судебные заседания — новые затраты. Мне на адвокатов всем миром собирали коллеги и просто неравнодушные люди.
— Как получилось, что те присяжные были такие честные?
— Ну, я не знаю. Просто попались люди, которые не просто для проформы там сидели, а правда слушали, вникали. Ведь обвинение как считает? Есть экспертиза, в ней черным по белому написана причина смерти, значит, и разбираться ни в чем не нужно. И доказательств не нужно. Но экспертиза — не доказательство, и присяжные это понимают. И пусть они не знают какой-то медицинской терминологии, но они видели, какие вопросы задавали эксперту, как он отвечал, и, скорее всего, у них сложилось впечатление, что экспертизе верить не надо.
— Как принимают решение присяжные? На что опираются?
— Они все вкупе смотрят: как свидетелей опрашивают, как те отвечают. Они слышат аргументы всех сторон и их оценивают.
Приходит 20 свидетелей, а выясняется, что они ничего не видели и не помнят. Им кто-то что-то рассказал. Ну какие это свидетели?
Или вот Косарева, свидетель обвинения, повторяла слово в слово тот же текст, который говорила, когда собирали свидетельские показания на месте. А нас при этом упрекали в этом, что мы спустя полгода говорим другими словами. Я на это возражала: «Смыл тот же, а слова другие, потому что я не заучивала текст наизусть». А Косарева говорит одними и теми же фразами, как будто все вызубрила. Со стороны это все очень видно, людей не обманешь.
— Как настроение? Голос звучит бодро.
— Я с самого начала была готова к такому повороту событий. Было очевидно, что они не отцепятся сразу. Слишком хорошо было бы, чтобы оправдательный приговор — и дальше все покатилось нормально. Слава Богу, что хоть дома не надо сидеть.
А так — ну видно, придется еще побороться.
