Ольга и Родион Боярчук многодетными родителями видели себя всегда. Однако жизнь в эти планы внесла свои коррективы. В 25 лет врачи поставили Ольге диагноз «цирроз печени». О том, что это заболевание может стать преградой для беременности, девушку никто не предупредил, и зря. Находясь на ранних сроках, Ольга принимала препараты, поддерживающие печень, но очень вредные для будущего ребенка. На четвертой неделе беременности пришлось сделать аборт и навсегда распрощаться с мечтой родить малыша. Печень могла не выдержать повышенной нагрузки, и летальный исход был вероятен как для малыша, так и для самой Ольги.
– Мы уже настроились на ребенка, нарисовали в голове красивую картинку идеальной семьи… У меня началась паника, слезы, истерика.
Я осознала, что семьи моей мечты никогда не будет. И в этот момент муж сказал нужное, что мне очень помогло: "Не переживай, возьмем ребенка из детского дома, ведь свои – это не те, кого родили, а те дети, которых воспитали".
Мне всегда было жалко детей, оставшихся без родителей. Я в детстве думала, что вырасту, рожу своих, а потом еще из детского дома возьму… – говорит Ольга.
Решение взять приемного ребенка семья Боярчук приняла сразу, как только Ольга сделала аборт, в 2009 году. Но прошло три года, прежде чем это случилось – просто потому, что в квартире не был завершен ремонт. Разбитые стены, отсутствие сантехники – так на тот момент выглядела квартира, и представители опеки вполне естественно посоветовали для начала привести квартиру в порядок. А пока шли ремонтные работы, Ольга с подругой и Родионом пошли волонтерами в детский дом, где помогали детям найти друзей по переписке, носили письма на почту и обратно. Да и сами подружились с детьми.
– И мне там понравилась девочка Ира – тем, что у нее сильный волевой характер, она умела за себя постоять, была дерзкой. Я думала, если ее характер направить в нужное русло, она сможет много добиться в жизни. На тот момент ей было 12 лет, однако опыта воспитания детей у нас еще не было. Я тогда смотрела на все сквозь розовые очки, хотелось горы ради нее свернуть, дать все, что могу, и даже больше, вывернуться наизнанку ради нее, а в ответ ждала благодарности, послушания и радости… В опеке нам сказали, что Ира – подросток, мы с ней просто не справимся, и, конечно, дали отказ. Я очень расстроилась, переживала, была недовольна. Хотя сейчас я понимаю, что они были правы, – говорит Ольга.
Худенький, лопоухий, три волосинки и рот до ушей в улыбке
Желание взять ребенка по-прежнему было сильным, и Ольга с Родионом посещали школу приемных родителей, готовились в будущем стать приемными мамой и папой. К тому же, наконец, завершился ремонт, и в марте 2013-го в семье Боярчук появился первенец – девятимесячный Семен.
– Никаких критериев, по которым мы бы выбирали ребенка, у нас не было. Единственное, хотели мальчика. Всегда хотела пацанов, думала, выращу футбольную команду! – шутит Ольга. – Когда мы пришли за ребеночком, нам сказали, что маленьких нет, за ними очень большая очередь. Потому что у нас такая экология, из-за которой очень многие не могут иметь детей. И вот только нам это сказали, буквально через неделю перезвонили и предложили посмотреть двух мальчиков. Я до этого с детьми до года никогда не общалась. Думала, как я узнаю, мой это ребенок или не мой? Я много читала на эти темы, и часто попадались такие рассказы, где приемные родители увидели ребенка и сердце сразу екнуло, что «мое». Я думала: как оно должно екнуть? Что должно случиться? А вдруг вынесут, и не екнет? А может, и не надо, чтобы екнуло, берешь, а потом к нему привыкаешь? Было очень много вопросов, но мы пошли в детский дом. И я помню, вынесли нам Семена, и мы сразу поняли, что это «наш» ребенок. Я не знаю, что екнуло, но вот как я себе представляла моего ребенка, вот его такого мне и вынесли. Он был худенький, лопоухий, три волосинки у него торчали, и рот до ушей в улыбке. Обычно маленькие дети из детского дома боятся мужчин, потому что там только женский персонал. А Семен весь такой счастливый был, довольный, и Родиона не испугался, – говорит Ольга.
С появлением ребенка начались и первые испытания.
– У него был стресс. И когда дело дошло до естественных потребностей и малыш сходил по-большому, стресс наступил у нас с мужем. Мы не знали, что делать! Один держит, другой моет, да как его при этом не выронить? В тот же вечер его стало рвать, и это продолжалось два дня. Такой был период адаптации. А потом все как-то само собой пошло, с Семеном трудностей особых не было: спали до 11 утра, да и вообще за все семь лет с ним прошло не больше двух бессонных ночей, – вспоминает Ольга.
Полгода спустя опека все-таки разрешила Боярчук удочерить Иру, правда, со словами: «Вы с ней намучаетесь еще, лучше оставьте эту затею!» Но Ольга находилась в эйфории от успехов с Семеном и была уверена в обратном.
– Конечно, 14-летний подросток очень отличается от 9-месячного ребенка. Все мои «розовые» мечты были в пух и прах разбиты реальностью. В отличие от многих детдомовских ребятишек, Ира была очень чистоплотной, всегда следила за гигиеной. Но любовь к общению с социально неблагополучными детьми у нее оставалась длительное время. Дружила с хулиганами, с курящими мальчишками. С более интеллигентными мальчишками и девчонками ей было не интересно, скучно и «фу». Из детского дома она принесла круговую поруку, когда «брат за брата», друзей не сдавать, постоянно вливалась в какие-то компании, где было такое общение – «по понятиям». Полиция к нам не приходила, но часто на нее жаловались соседи. Я Иру записала в бассейн, кружки разные. Но дети из детского дома очень апатичные. Это даже не только Ирина проблема – в детском доме за них все решает воспитатель. Она говорит: «Сегодня мы пойдем туда-то», и они всей толпой идут. Конечно, они хотят красивой жизни, но что-то сделать, встать и куда-то пойти – для таких детей очень проблематично, нет внутреннего импульса. Только сейчас, когда ей почти 20 лет, Ира пришла к тому, что она может сама что-то сделать. Но как только вопросы чуть сложнее обычного, сразу: «Мама, помоги!» С ней в принципе было непросто. Семена она не обижала, но и не общалась. Мы с Родионом нарисовали себе картинку, что всей семьей будем за ручку гулять, а ей это было уже не интересно. Она была подростком, ей нужны были другие отношения. И мы начали разрываться на два лагеря, когда мы идем с Семеном в парк, а ей хочется в боулинг или кино, – говорит Ольга.
Вскоре у Иры начались проблемы с учебой. Ольга признает, что ошибкой было сразу перевести девочку из коррекционного класса в обычный. Здесь была своя цель, вполне оправданная – сменить у нее круг общения, однако Оля не учла одного: обычная школа работает по более сложной программе, чем коррекционная.
– В обычном классе ей было очень тяжело, а преодолевать себя и что-то делать она на тот момент не умела и не могла. Как только она видела что-то сложное, у нее загоралась «красная кнопка» и все – не могу, не буду. Ира забросила учебу, мы все больше ругались с ней из-за уроков. Было очень много конфликтов, и она от нас отказалась. Это редкий случай, когда так бывает, – говорит Ольга.
Иру оформили в приют временного пребывания на полгода. Правда, осознав свою ошибку, уже на третий день девочка стала звонить маме с просьбой забрать ее домой. Этот момент стал переломным в их отношениях. Ольга поставила условие: закончишь четверть без двоек – заберем домой. И эта мера подействовала.
Больше уходить из приемной семьи девочка не порывалась, хотя, признается Ольга, конфликты никуда не исчезли. По сути контакт удалось наладить только с окончанием переходного возраста, к 18-20 годам. Сейчас Ира живет отдельно. На накопленную пенсию по потере кормильца Ольга с Родионом купили ей однокомнатную квартиру.
– После того, как Ира переехала в свою квартиру, у нас наладились отношения, потому что она стала меня понимать. Дети из детских домов не знают, что такое деньги и как их зарабатывать. Им кажется, что это бесконечный ресурс. Они смотрят сериалы про красивую жизнь и хотят очень многого, не прикладывая к этому никаких усилий. Если ты не можешь им многого позволить, начинаются обиды, что ты тратишь деньги не туда, куда надо, что это их деньги. Они часто между собой это обсуждают в том ключе, что родители не хотят тратить деньги на любые их желания. Но когда такие дети начинают жить одни, платить за квартиру, покупать себе продукты, средства гигиены, то понимают, что на пособие в 10 200 рублей, которое платит государство на опекаемого ребенка, мало что купишь. Ира была самым сложным ребенком, я ей как-то полушутя сказала: «После тебя мне никто не страшен!» Сейчас она ценит семью, других у нее родственников нет. Часто звонит, советуется.
Пока Ира была в приюте, Боярчук усыновили Дениса. Затем появилась Рита – Ирина подруга, а следом, по цепочке, Ксюша – подруга Риты.
– Ксюша уже училась в техникуме. Она ходила к нам в гости, оставалась ночевать, иногда на два-три дня. А потом я смотрю – у нас много ее вещей: куртки, обувь, щетка зубная. Я Родиона спрашиваю: «Тебе не кажется, что у нас живет лишний ребенок? Может, нам оформить уже отношения?»
Если ждете благодарности – не берите себе подростков
Сейчас в семье Боярчук девять детей, четверо усыновленных и пятеро опекаемых: 21-летняя Рита, 20-летняя Ксюша, 19-летняя Ира, 18-летняя Диана, 16-летняя Даша, 10-летний Денис, 7-летний Семен, 6-летний Саша и 4-летний Елисей. Все активные, жизнерадостные. Этим летом Ольге даже удалось организовать мальчишек на уборку свалки на улице Туркменской в Новокузнецке, где сваливали различные отходы автомобилисты и жители близлежащих домов. После этой акции про семью написали в местных СМИ, а организация, отвечающая за уборку контейнеров, вручила благодарственные письма и подарки. Ольга говорит, что мальчишки после того, как лично убрали мусор, стали гораздо больше внимания уделять чистоте вокруг себя и гораздо меньше разбрасывать фантики от конфет.
Все дети, безусловно, разные, и у каждого ребенка есть свои заболевания, которые со временем постепенно скорректируются, по крайней мере, такой прогноз дают специалисты.
– У Семена уже есть достижения: антитела к гепатиту С, которые были у него с рождения, полностью исчезли еще пять лет назад. А вот у мальчиков, которых мы взяли последними, стоит диагноз «ЗПР» (задержка психического развития). И я даже не думала, что все настолько запущено! Ребенок в шесть лет не понимает многих элементарных вещей, не знает, например, что такое раковина, куда нужно выкинуть мусор и где находится кухня. Мальчишки гиперактивные, но при этом у них отсутствует инстинкт самосохранения: часто падают, травмируются, разбивают лбы. Конечно, все дети падают, но, мне кажется, упасть три раза плашмя в течение десяти минут – это очень надо постараться! – говорит Ольга.
Помимо посещения специалистов, дети ходят в кружки – на плавание, в музыкальную школу. Так как семья живет не в центре, Ольга развозит всех детей с утра: кого в детский сад, кого в школу, а потом начинаются кружки и секции. И всюду нужно успеть.
– Иногда мне кажется, – смеется Ольга, – что я работаю таксистом!
Очень помогает с детьми мама Ольги, она взяла на себя учебный процесс. Когда Денис (самый старший из братьев) пошел в первый класс, бабушка полностью взяла на себя всю нагрузку. Встречала его из школы, кормила, делала с ним уроки, отправляла в кружки. Сейчас Денис уже в 4-м классе, а Ольгина мама до сих пор продолжает так же помогать. Теперь на подходе второй первоклассник – Семен, и он так же автоматически переходит под контроль к заботливой бабушке.
– Когда мы взяли Семена, моя мама была очень рада. Когда взяли Иру, мама была немного смущена, потому что девочка – подросток, причем трудный. А когда появились последующие дети, она уже была против. Каждый раз она спрашивает: «Надеюсь, это последний?» Сейчас, я думаю, на девяти детях остановимся, поскольку еще очень много нужно дать им, столько в них вложить, что на других просто нет сил и времени. Все девчонки после Иры в нашей семье появлялись сами и неожиданно для нас с мужем, просто так складывалась судьба. Но если жизнь сталкивала нас с хорошими мальчишками подросткового возраста, мы уже принципиально не рассматривали этот вариант. Разнополые подростки под одной крышей круглосуточно, с пониманием того, что они не кровные братья и сестры, смесь довольно опасная. Гормоны шалят, кровь кипит, вся эта «любовь-морковь» – лишняя головная боль для приемного родителя, мне такие переживания точно не были нужны… У нас по отношению друг к другу дети не агрессивны, даже пока адаптировались к семье. Но у всех адаптация проходила по-разному. Причем каждый раз думаешь, что уже все прошел и тебя удивить нечем, и каждый раз обязательно появляется что-то новенькое.
Что сложного с подростками? Кажется, что это уже большие самостоятельные личности, с которыми можно обо всем договориться. Но нет. Во-первых, подростки тебе не верят, не верят в твою любовь, в бескорыстность твоих поступков. Их очень часто бросали и предавали в этой жизни, что они по сути все «ежики».
Во-вторых, в переходный возраст идет отрицание всего, любых авторитетов, нравоучений, советов. Получается, ты берешь их в этом возрасте, пытаешься чему-то научить, а они все это игнорируют, принимают в штыки, пытаются поступить, как они хотят, не понимая и не просчитывая последствия. Ну, просто у них гормоны играют! Они тебя не воспринимают, и этот период получается совершенно конфликтным. Здесь надо иметь очень большую любовь, терпение, понимание, зачем ты принял ребенка в семью, какая изначально была твоя цель.
В-третьих, очень большая проблема с детьми из детского дома – это финансовый вопрос. К ним с детства относятся с жалостью, к ним приезжают спонсоры, дарят подарки. Для них это норма жизни, что они бедные несчастные и их все жалеют и всем обеспечивают. Порвались ботинки, подошли к воспитателю – получили новые и т.д. И придя в семью, зная, что приемные родители получают на них пособие, они так же идут за всем подряд, не понимая, что ресурсы ограничены. И любой отказ воспринимается болезненно, с обидами, упреками. Чем старше ребенок приходит в семью, тем больнее эта тема. Он уже понимает, что существуют деньги, что родители их получают, и что самое печальное, им уже в голову вбили информацию, что большинство приемных родителей берут детей из детских домов ради денег.
Не раз мы, приемные родители, слышали от взрослых людей: «Сколько у вас их? Девять? Ну, понятно...», а потом перешептываются за спиной: «Понятное дело, взяли из-за денег, на каждого же пособие выдают. Можно сидеть дома и не работать».
– Я на это всегда улыбаюсь, – говорит Ольга, – и советую тоже взять детей и «озолотиться», хватит на всех, присоединяйтесь к нашему «бизнесу». Конечно, на самом деле на пособие в 10200 рублей в месяц слишком не «разгуляешься».
И вот со всем этим сталкивается приемный родитель, когда принимает в семью подростка. Бывает, опускаются руки, и плачешь навзрыд, бывает такое, что хочется вообще все бросить и уехать из дома. Если вы к этому не готовы, а ждете благодарности, послушания, радости от вашего присутствия, доверительных отношений – не берите себе в семью подростков.
Но если есть цель поддержать этих детей, дать им шанс на лучшую жизнь, сохранить их от бед, на том пути, куда бы они ни пошли, то эти дети стоят того, чтобы протянуть им руку.
А какие тогда сложности с малышами? А вот тут бывают разные проблемы: дети со слабым иммунитетом, часто болеют, здоровых детей мало, поэтому родители обнаруживают уже дома какие-то хронические заболевания. Практически у всех детей ЗПР, они многого не понимают, многого не слышат, так как совершенно не слушают. Если ты их не займешь делом, то занять они себя могут только разрушительными процессами всего вокруг. Здесь выматываешься не эмоционально, как с подростками, а физически. Накормить, одеть, постирать, отвезти в кружки, и постоянный присмотр. Но маленькие дети не сравнивают тебя ни с кем, ты для них одна-единственная мама, и любят они сразу искренне.
Все дети знают, что они приемные, ни Ольга, ни Родион этого не скрывают. Бывает, даже Семен, который совершенно не помнит первые девять месяцев в доме малютки, может сказать братьям и сестрам с напущенной важностью: «А вот когда я был в детском доме…» – для него важно подчеркнуть, что он такой же, как все.
– У Дианы с Дашей, например, есть мама, лишенная родительских прав, – говорит Ольга. – Девчонки общаются с ней, иногда ездят в гости. Я не запрещаю общение, да и как запретить – это же мама. Иногда просыпается, конечно, во мне ревность какая-то, раздражение, ведь очень много сил вкладывается в укрепление отношений, в то, чтобы они доверились тебе, раскрылись, пошли на контакт, почувствовали себя любимыми, родными, нужными, и «другая» мама – это барьер, преграда. И чтобы я была по-настоящему одной их мамой, нужно «отказаться» от той другой мамы. И после этого я говорю себе: «Стоп!», это же биологическая мама, и к ней у детей совсем другие чувства, и быть «единственной» – это мое личное эгоистическое желание, а детям наши взрослые «перетягивания одеяла на себя» не нужны, да и опасны для психики. Поэтому тут я просто готовлю себя к тому, что хоть я и считаю их своими дочерьми, и люблю каждую из них, они, когда вырастут и уйдут в самостоятельное плавание, возможно, и не станут считать нас с Родионом своими родителями и «семейный» праздник будет считаться для них праздником в своей биологической семье, но я буду радоваться, потому что они счастливы.
Я накапливала негодование и начинала все высказывать
– Опыт, мудрость и понимание приходят постепенно, – продолжает Ольга свою мысль. – И ошибки с нашей стороны тоже были. Например, с Ирой я пыталась реализовать идеальную картинку, которую я себе нарисовала. И соответственно, я от нее очень много требовала, на многое обижалась, часто раздражалась, так как она никак не хотела вписываться в мой придуманный образ. Я молчала, накапливая негодование, а когда проблема разрасталась и терпению приходил конец, начинала ей все высказывать, и конечно, начинался конфликт. Разговаривала я с ней сразу по-взрослому, четко, лаконично, а подросткам надо много внимания, любви, заботы, особенно когда в детстве они это недополучили. С маленьким ребенком как? Мы их нацеловываем, валяемся с ними на кровати. С подростком так же не будешь, это уже вроде как взрослый человек. А им, оказывается, тоже этого хочется. Они смотрят, что ты тискаешь маленьких, и переживают по этому поводу. Ты не поймешь, что их нужно обнять, поцеловать, ведь они смотрят исподлобья, да и не подпустят же сначала!
Помню, мы с Ирой и Семеном пошли в небольшой поход. Нам нужно было перейти через реку, не глубокую, но с хорошим течением. Родион надул матрас, уложил туда наши рюкзаки и палатку, в центре посадили Семена и приготовились переплавить все это через реку. И тут 14-летняя Ира подходит и тоже садится на матрас. Я ей говорю: «Ты что? Мы с тобой сами дойдем, а папа переплавит все остальное, вставай». А она, показывая на Семена, говорит: «А почему ему можно сидеть, а мне нет?» Она искренне злилась, и не понимала, почему ей нужно идти самой, и думала, что мы просто ее не любим, хотя Семену был только год.
Сейчас я это вижу у Дашки. Когда мальчишки болеют, мы укладываем их спать с собой, чтобы следить ночью за температурой. И если болеет несколько человек, они начинают между собой спорить, кто будет спать с мамой. И иногда забавно слышать из соседней комнаты, как Дашка тоже участвует в этом споре: «Я так-то тоже болею, и еще ни разу с мамой не спала!»
Еще наша ошибка поначалу была в том, что, когда у нас с Ирой были конфликты, муж не вмешивался в воспитание. Он говорил: «Я в ваши женские склоки вообще не лезу». Есть правило: родитель – это авторитет. И это не две одинаковые по статусу девочки поругались, а ругаются мама и дочка. Детей надо сразу осаживать и вставать на сторону мамы, даже если мама не права, родители должны быть всегда в одной упряжке. И если папа с мамой не согласен, то это потом нужно говорить, когда взрослые остались один на один. Ребенок должен знать, что у мамы есть защита в виде отца, а слово папы – закон, и мама не решит по-другому, если уже папа принял какое-то решение или вынес вердикт. Но по неопытности мы этого не делали. Родион отмалчивался, а мы бились с Ирой за право быть главной в доме.
Ей не нравились мои требования, и она смело и рьяно выбивала себе право жить по своим желаниям. Хотя на тот момент требовалось от нее только делать уроки.
Поэтому дошло до ситуации, что она написала отказ.
Теперь мы с мужем в одной упряжке. Родион, конечно, мало проводит времени дома, потому что на нем лежит обязанность обеспечить финансово такую большую семью. Но дети его очень любят. И ему нравится быть главой большой семьи. Руки у нашего папы золотые: и электрику сделать может, и плитку положить, и обои наклеить. Рите делал «птичий домик» в колледж, в садике у мальчишек горку снежную строил, если что-то сломалось – все к папе. Еще он у нас отлично готовит, шьет, разбирается во всем досконально, может и замок на куртке починить, и пуговицу пришить, и даже волосы девчонкам покрасить!
Когда девочки появлялись в семье, они сторонились Родиона, потому что он взрослый мужчина и им не было понятно, что у него на уме. Со мной контакт налаживается у них быстрее.
Например, когда Дашка появилась в семье, папа в кругу детей при каком-то шутливом разговоре приобнял ее, на что Дашка сказала: «Так не надо, это очень похоже на домогательство». После этих слов Родион старался ее вообще не задевать. А вчера папа закончил ремонт в ее комнате. Она так хотела комнату по своему вкусу, сама выбирала обои, и когда мы ее позвали посмотреть, что получилось, Даша была в таком восторге, что сказала: «Папа, спасибо!!! Можно я тебя обниму?» И счастливая повисла на Родионе. Такие события очень важны, ведь прошло всего два года с момента появления Даши в семье.
Такие моменты каждый родитель бережет в сердце, помнит о них. Они дают силы идти дальше. Они не дают выгорать. Успехи детей и их результаты, когда что-то у них получилось, когда говорят «спасибо», когда видишь счастье в их глазах, мы живем этими моментами. Ведь когда ты даришь счастье, ты сам становишься немножечко счастливее!
