Джонатан Франзен – американский писатель и эссеист. В своей речи в Кеньонском колледже в мае 2011 года Франзен ставит вопрос о современных технологиях, границах свободы и том, как социальные сети подменяют настоящие чувства. Представляем читателям текст выступления и приглашаем к дискуссии об электронных технологиях и личности в информационном постиндустриальном обществе.
Перевод с английского Евгения Кима специально для «Правмир».
Подходим ли мы друг другу?
Пару недель назад я поменял свой BlackBerry Pearl, которым пользовался три года, на более мощный BlackBerry Bold. Стоит ли говорить, что я был поражен тем, как далеко шагнули технологии за это время. И хотя у меня не было необходимости звонить кому-нибудь, писать СМС или письма, мне хотелось просто поглаживать свой новенький коммуникатор и наслаждаться удивительной четкостью изображения, послушностью сенсорного планшета, поразительной скоростью срабатывания системы и притягательной графикой.
Одним словом, я потерял голову. Конечно, я так же потерял голову и от своего предыдущего смартфона, но со временем наши отношения утратили некое очарование. У меня возникли проблемы с доверием, сомнения в том, подходим ли мы друг другу, а под конец я вообще начал сомневаться в его исправности, пока, в итоге, мне не пришлось признать, что я перерос эти отношения.
Излишне говорить, что мои отношения со стареньким BlackBerry, который, не наделенный бурными человеческими чувствами, ничуть не расстроился, когда моя любовь к нему угасла, были целиком и полностью односторонними. Все же я намеренно делаю на этом акцент.
Позвольте мне обратить внимание на то, как повсеместно употребляется слово «классный» (sexy – в оригинале – прим. ред.) по отношению к гаджетам последней модели. Или на то, как бы на такие потрясающие вещи, которые мы делаем с этими гаджетами, например, управляем ими с помощью голосовых команд или увеличиваем изображения на экране iPhone с помощью пальцев, посмотрели бы люди лет сто назад – как на заклинания и магические пассы руками. На то, что когда мы описываем идеальные любовные отношения, в действительности мы говорим о волшебстве.
Осмелюсь выдвинуть идею, что по мере того, как наши рынки понимают, чего хочет потребитель и отвечают его желаниям, поставщики технологий становятся настоящими экспертами в создании продуктов, отвечающих нашим фантазиям об идеальных любовных отношениях, в которых объект любви ничего не просит, но все отдает; дает нам почувствовать свою власть и не закатывает истерик, когда ему на смену приходит более «классный объект», и он находит свое место в ящике стола.
Заменить мир природы
В более общем смысле, конечная цель технологий – заменить мир природы, который глух к нашим желаниям, мир ураганов и невзгод, хрупких сердец и сопротивления, миром, который настолько отзывчив нашим желаниям, что, по сути, становится продолжением нашего я.
Позвольте мне, наконец, предположить, что мир технопотребительства притесняется настоящей любовью и ему не остается иного выбора, кроме как притеснять любовь в свою очередь.
Первая линия его обороны – это превращение врага в товар. Каждый из вас может привести свои собственные, наиболее отвратительные примеры того, как любовь становится товаром. Свадебная индустрия, телереклама, показывающая милых ребятишек, подарки в виде автомобилей на Рождество и в особенности уродливое соотнесение бриллиантовых украшений и вечной любви. Посыл в каждом из примеров заключается в том, что если ты любишь, значит, должен что-то покупать.
С этим связано и другое явление – трансформация по милости Facebook значения глагола «нравиться» («like» — прим.ред.): от состояния ума – к кликам мышкой, от переживаний – к заявлению своих потребительских притязаний. Симпатия, по существу, является суррогатом любви, порожденным коммерческой культурой.
Поразительная вещь: все потребительские товары и, тем более, все электронные устройства и приложения, разработаны так, чтобы внушать сильнейшую симпатию. Собственно говоря, это и есть главное отличие потребительского товара от просто товара, чьи изготовители не зациклены на том, чтобы он был вам симпатичен (под этим я подразумеваю реактивные двигатели, лабораторное оборудование, серьезное искусство и литературу).
Но посмотрим на это с человеческой точки зрения: представим человека, которым руководит отчаянное желание нравиться – что мы увидим? Человека без центра, расколотую личность. В более патологических случаях мы увидим нарцисса – человека, который не терпит потускнения идеального образа себя, надуманного им самим же, который либо начинает избегать человеческого общества, либо ударяется в крайности, принося в жертву свою целостность, чтобы добиться общественной симпатии.
Ярмарка тщеславия
Однако если вы посвящаете все свое существование тому, чтобы нравиться, и если вы готовы надеть любую маску лишь бы осуществить задуманное, значит, вы отчаялись поверить, что вас полюбят за то, какой вы есть на самом деле. И если вам удастся обмануть других так, что они начнут смотреть на вас с симпатией, вам все равно будет сложно не испытывать к ним некоторого презрения: ведь они попались на вашу удочку. Быть может, вы погрузитесь в депрессию или сопьетесь, или же, если вас зовут Дональд Трамп, вы захотите принять участие в президентской гонке (а потом передумаете).
Потребительские технологические товары никогда бы не сделали ничего такого непривлекательного, потому что они не люди. Однако они те еще помощники и потакатели нарциссизму. Помимо встроенного в них стремления нравиться нам, в них встроено еще и стремление отражаться в нас. Наши жизни выглядят куда интереснее, когда они помещены в привлекательную рамку Facebook. Мы снимаемся в собственных фильмах, фотографируем себя без конца, кликаем мышкой, и компьютер склоняется перед нашей властью.
Поскольку же технологии в действительности являются продолжением нас самих, мы не должны презирать их, как живых людей, за те манипуляции, которые они позволяют нам с собой вытворять.
Это одна бесконечная замкнутая петля. Нам нравится зеркало, а зеркалу нравимся мы. Добавить человека в друзья – это, по сути, впустить его в наш приватный зал льстивых зеркал.
Быть может, я немного преувеличиваю. Возможно, вам уже до смерти надоело слушать пятидесятилетних чудаков, пренебрежительно отзывающихся о социальных сетях. Моя главная задача – провести различие между нарциссическими тенденциями технологий и реальной любовью. Моя подруга Элис Сиболд часто говорит следующую фразу: заберись в выгребную яму и попробуй любить кого-нибудь. Говоря это, она подразумевает ту грязь, которая неизбежно разбрызгивается по зеркалу нашего эгоизма.
Вся штука заключается в том, что между желанием стать идеально привлекательным и любовными отношениями нет ничего общего. Рано или поздно вы увидите, как вы отвратительно, с истеричными криками ссоритесь с кем-то; из своих собственных уст вы услышите слова, которые вам совсем не понравятся; слова, вдребезги разбивающие ваше представление о себе как о честном, добром, клёвом, сдержанном, забавном и симпатичном человеке. Что-то более реальное, чем привлекательность должно проявиться в вас, и внезапно вы начнете жить настоящей жизнью.
Внезапно перед вами встанет реальный выбор, не лживый выбор потребителя между BlackBerry и iPhone, но вопрос: люблю ли я этого человека? И обратно: любит ли этот человек меня?
Не бывает такого, что вам нравится абсолютно все в человеке. Поэтому мир симпатий, в конечном счете, ложь. Но бывает так, что есть человек, в котором вы любите абсолютно все. Именно поэтому любовь представляет угрозу существованию системы технопотребительства: она разоблачает ложь.
Я не хочу сказать, что любовь – это одни ссоры. Любовь – это безграничное сопереживание, рождающееся тогда, когда ты сердцем понимаешь, что другой человек так же реален, как и ты сам. И именно поэтому любовь, как я ее понимаю, всегда конкретна. Пытаться любить все человечество – похвальное стремление, но ирония заключается в том, что такая любовь сфокусирована на себе, на моральном и духовном благополучии самого человека. В то время как любить конкретного человека и разделять с ним его радости и горе так, словно они твои, – значит отказаться от какой-то части своего Я.
Конечно, существует риск быть отвергнутым. Мы не сильно расстраиваемся, когда не вызываем у кого-то симпатий, потому что знаем, что резерв тех людей, которым мы еще понравимся, неисчерпаем. Но открыть всего себя, а не одну привлекательную наружность, и быть отвергнутым может быть чудовищно болезненным. То, что дарит боль, боль утраты, разрыва отношений, смерти – именно это и вводит в соблазн сторониться любви и тихо жить в мире симпатий.
И все же боль ранит, но не убивает. У вас есть другой выбор – обезболенные грёзы о своей самодостаточности, которым потакают технологии. Боль возникает как естественная реакция и природный индикатор жизни в жестоком мире. Прожить жизнь и не испытать боли – значит не жить вовсе. Даже просто сказать себе: я подумаю о любви и боли позже, может, лет в тридцать – это предать себя десяти годам бессмысленного занимания места на планете и уничтожения ее ресурсов, приписать себя к потребителям (в самом омерзительном смысле этого слова).
В колледже и многие годы после я был увлечен природой. Я не любил её, но она мне определенно нравилась. Природа бывает очень милой. Поскольку же меня заботили проблемы природы, я естественно увлекся природоохранной деятельностью, поскольку с экологией далеко не все было в порядке. И чем больше проблем я видел: бурно растущее мировое население, набирающее обороты потребление ресурсов, глобальное повышение температуры, загрязнение океанов, вырубка девственных лесов, – тем сильнее меня разбирала злость.
Наконец, в 90-х я принял умное решение перестать беспокоиться об окружающей среде. Я не мог сделать ничего хоть сколько-нибудь значащего, чтобы спасти планету, а мне хотелось делать успехи в отношении того, что я люблю. Я по-прежнему старался как можно меньше вредить окружающей среде, но и то лишь до тех пор, пока я не уступал под натиском гнева и отчаяния.
Но затем случилась забавная вещь. Это длинная история, но суть ее сводится к тому, что я влюбился в птиц. Произошло это, несмотря на все мое сопротивление, ведь быть птичником скучно, как по определению скучно все, что подменяет собой реальную страсть. Но мало-помалу наперекор моему желанию у меня развилась эта страсть, и даже не смотря на то, что любая страсть наполовину – это одержимость, другая половина страсти – любовь.
И да – я тщательно записывал названия всех птиц, которых я видел, и да – я преодолевал немыслимые расстояния, чтобы найти новые виды. Но не менее важно то, что каждый раз, когда я видел какую-нибудь птицу – будь то голубь или дрозд – я чувствовал, что мое сердце переполняется любовью. А с любви – именно это я пытаюсь донести до вас сегодня – и начинаются все неприятности.
Ведь теперь, когда мне не просто нравилась природа, а когда я полюбил её определенную и существенную часть, у меня не оставалось другого выбора, кроме как снова начать беспокоиться об окружающей среде. Сводки с этого фронта были ничуть не лучше, чем в те дни, когда я прекратил переживать за природу, более того они были значительно хуже, но теперь и леса, и водно-болотные угодья, и океаны были не просто красивыми местами, видом которых я мог наслаждаться. Они были домом для живых существ, которых я любил.
И тут возник интересный парадокс. Моя злость, отчаяние и боль за планету только усилились из-за обеспокоенности о птицах, и все же по мере того, как я занимался вопросом сохранения птиц и изучал угрожавшие им опасности, мне становилось легче жить со своей злостью, отчаянием и болью.
Как это произошло? Думаю, что, прежде всего, моя любовь к пернатым стала своего рода дверью к существенной, менее эгоистичной части меня, о существовании которой я не подозревал. Вместо того чтобы продолжать шагать по жизни как гражданин мира, выражая свою симпатию и антипатию и откладывая исполнение своих обязательств на завтра, я был вынужден столкнуться лицом к лицу с незнакомым собой, которого я должен был либо честно принять, либо нагло отвергнуть.
Вот что делает любовь с человеком. Потому как самое главное, что мы знаем о себе – это то, что мы пока живы, но скоро мы умрем. Это знание есть основная причина всей нашей злости, боли и отчаяния. Можно пытаться убежать от этого знания, а можно принять его с любовью.
Когда вы находитесь у себя в комнате и беситесь от злости, насмешливо смеетесь или пожимаете плечами, как делал я многие годы, мир с его проблемами кажется до безумия пугающим. Но стоит вам выйти и вступить в реальные отношения с реальными людьми или даже просто животными, и вам начнет грозить реальная опасность полюбить кого-то из них.
И кто знает, чем это обернется для вас?
Читайте также:
- Интернет вместо жизни, или расплата за высокие технологии
- Как нас меняет интернет-зависимость
- О друзьях и френдах (Видеоколонка прот. Максима Козлова)
- О бедном Тырнете замолвите слово…
