49 765 женщин пострадали от домашнего насилия в 2016 году, согласно статистике Росстата.
И только 3% случаев домашнего насилия доходят до судебного разбирательства в рамках уголовного дела и отражаются в статистике, говорят в центре «Анна».
От 5 тысяч официально до 10 тысяч неофициально изнасилований в год совершается в России.
Но только 10–16% жертв изнасилований обращаются в полицию.
До 70% женщин в российских тюрьмах отбывают наказания за преступления, которые совершили, защищаясь от сексуального или домашнего насилия, дают неофициальную оценку эксперты.
И вот он сидит, в белых штанах, а против него даже дела нет
19-летней москвичке Дарье Агений грозит до 9 лет тюрьмы за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью 38-летнему жителю Туапсе Игорю С. (111-я статья УК РФ). Правозащитники предупредили Дашу, что в России минимальный процент дел переквалифицируется из 111-й в 114-ю статью о превышении самообороны. Год назад Даша подала в полицию встречное заявление о попытке изнасилования, но его до сих пор не приняли. 17 июня она запустила проект #самаНЕвиновата, цель которого — поддержать тех, кто нарушил закон, спасая свою жизнь. В первый же день Даше пришли сотни сообщений от девушек, переживших насилие или попытку изнасилования. Многим из них нет 18 лет. Даша всем советует обратиться в центр «Сестры» и предлагает рассказать свою историю публично. Но говорить о таком, пока это не вопрос твоей свободы, страшно и стыдно — девушка знает по себе.
Утром 24 июня 2018 года Даша Агений сдала детей вожатым летнего лагеря, обязанности ее как сопровождающей группы из Москвы закончились, и она пошла гулять по Туапсе. В забронированный хостел девушка пришла к вечеру, обнаружила, что там нет питьевой воды, и отправилась в ближайший магазин. Было около половины двенадцатого ночи, когда Даша почувствовала, что за ней кто-то идет. До хостела оставалось примерно полкилометра, девушка ускорила шаг, преследовавший человек тоже. Когда они сравнялись, Дарья почувствовала стойкий запах перегара. Мужчина спросил что-то вроде «Почему такая красивая и одна?». Даша думала, что, если сейчас ответит ему вежливо и спокойно, он от нее отстанет. «Меня зовут Даша, я из Москвы, видите мой хостел? Я иду туда, поэтому меня не надо провожать».
Но мужчина подходил все ближе. Даша достала из пенала перочинный ножик, которым обычно точит карандаши для рисования. Мужчина начал откровенно приставать. Даша кричала, он закрывал ей рот руками. Даша отбивалась, он сжимал ее еще крепче. Тогда она открыла нож — это было сложно, учитывая, что мужчина уже стоял сзади и прижимал ее к стенке — и нанесла ему несколько ударов. Куда и сколько — она не видела. Только после этого мужчина ушел.
Агений была напугана, о случившемся рассказала только двум близким подругам, на следующий день поменяла билет, вернулась в Москву и попыталась все забыть. А через месяц к Даше пришли оперативники.
Дарья Агений
— Я сначала не поняла, что происходит, и предложила им чаю. Когда они сказали, что мы едем в Туапсе и что меня будут судить, я начала им объяснять, что я не виновата вообще-то и что мужик до меня домогался. Я искренне считала, что они сразу скажут: «А, ну в принципе да, логично, сиди тогда в Москве, вот тебе хороший психолог, и все, удачи». Меня уже сажали в машину, чтобы везти в аэропорт, а я все еще не верила. В Шереметьево я ревела. Мне кажется, я выплакала всю влагу из себя. Сидела и думала о том, что, если меня посадят, я напишу книгу. Я не знала, о чем она была бы. Но у меня было бы много свободного времени. А когда я приехала в Туапсе, то посмотрела видео на ютьюбе, как живется в женской тюрьме, какие там правила. Это ужасно, — рассказывает Даша.
Следом прилетели мама и отчим, сняли квартиру и каждый день вместе с Дашей ходили на допросы к следователям. Игорь С., 38 лет, муж и отец, рассказал в полиции, что по просьбе незнакомой девушки из Москвы решил проводить ее до хостела и даже читал стихи Есенина (на следственном эксперименте он не вспомнил ни один), а та от его легкого прикосновения к руке неожиданно стала кричать, размахивать ножом и умышленно ранила его в живот. Даша вспоминает:
— Я видела его на опознании дважды. То есть он меня опознавал. Я стояла с табличкой номер два. Нашли двух девочек, которые абсолютно на меня не похожи. Он оба раза боялся на меня смотреть. Ну, может, не боялся, но ему было некомфортно, стыдно, что ли. Мельком посмотрит и отводил глаза. А я смотрела. Мне было интересно, как он себя чувствует, нормально ему в такой ситуации говорить, что он не виноват? Мне говорят: «Мы тебя посадим за то, что тебя пытался изнасиловать этот мужчина». И вот он такой сидит, в белых штанишках, а против него даже дела нет.
Когда история Даши попала в СМИ, в социальных сетях началась травля: «Сама виновата», «Не надо было ночью ходить», «Надела юбку - значит как бы намекаешь», «Да лучше бы ты ему дала и проблем бы у тебя не было, мужикам давать надо».
А один журналист во время интервью даже поинтересовался у девушки, был ли у нее до сих пор сексуальный опыт. Сотрудница центра «Сестры» Светлана Морозова говорит, что им приходится сталкиваться с представлением, что изнасиловать можно только девственницу:
Светлана Морозова
— Это миф. Сексуальное насилие остается насилием независимо от того, совершается оно в отношении девственницы, старой женщины, замужней или разведенной женщины, проституированной женщины и вообще любого лица без различия пола, возраста и иных особенностей.
Морозова уточняет, что понятие «сексуальное насилие» включает в себя все действия сексуального характера без активного согласия лица, по отношению к которому они совершаются. Не все из них предполагают физический контакт, например, эксгибиционизм, вуайеризм (подглядывание за людьми), детская порнография, «грязные» телефонные звонки, словесные оскорбления и скабрезные замечания. Также, разумеется, сюда относятся ситуации, когда насильник не сумел или не успел совершить традиционный половой акт с проникновением.
— Заявляя пострадавшей: «Тебя не изнасиловали, всего лишь попытались, нечего так уж страдать», — ее лишают права получить помощь, — говорит Светлана.
Даша стала принимать антидепрессанты, сменила 7 психологов, хорошим был только последний, но его услуги стоили дорого, а деньги закончились. Семья без того залезла в долги из-за адвокатов и перелетов.
— Мир казался мне лучше, чем он есть. Да, я знала, что бывают всякие неприятные штуки, но вообще-то мир хороший, думала я, и все люди добрые, просто у них свои проблемы. Элементарно я в школе расстраивалась, когда те, кто списывал, получали «отлично», а я не списывала, получала «четверки» и меня за это ругали. Ну, это же несправедливо. Но сейчас я понимаю, что может быть и хуже, — говорит Даша.
Одинаково страшно и пострадать от насильника, и защищать себя
По неофициальной оценке экспертов, до 70% женщин в российских тюрьмах отбывают наказания за преступления, которые совершили, защищаясь от сексуального или домашнего насилия.
Алексей Паршин
— Конечно, достоверной статистики вам никто не приведет, ее просто нет, потому что они осуждены, а если осуждены, то считается, что это законно: законно привлечены, законно осуждены, приговор вступил в законную силу, — рассказывает адвокат Алексей Паршин.
В 2004 году Паршин защищал Александру Иванникову: таксист, оказавшийся подвыпившим после вечеринки студентом, завез ее в темный двор и попытался изнасиловать; Александра ударила насильника ножом, тот умер от кровопотери. Спустя два года следствие оправдало Иванникову. В 2012 году Паршин успешно защитил Татьяну Кудрявцеву; женщина убила пытавшегося изнасиловать ее мигранта. Сейчас адвокат ведет дело одной из сестер Хачатурян, убивших отца — насильника и домашнего тирана.
— Ни один преступник не предупреждает заранее, что он сейчас нападет. Поэтому думать, как защищаться, времени нет. Нет универсального рецепта, как защищаться, многое зависит от ситуации, но есть право, которое нам дает Конституция, УК — право на жизнь, право на здоровье и право их защищать, то есть на необходимую оборону. Если существует угроза жизни, человек может сопротивляться вплоть до причинения смерти нападающему лицу, — объясняет Паршин.
Понятие «необходимая оборона» регулируется статьей 37 Уголовного кодекса РФ. По мнению адвоката, закон написан понятно и к нему как раз претензий нет.
— Я слышал мнение, что нужен новый закон, но я ни разу не слышал о том, чтобы кто-то предложил какую-то новую формулировку, которая бы исключала случаи необоснованного привлечения к уголовной ответственности по тяжким статьям.
Проблема, мне кажется, не в законе, а в том, что в России сложилась традиция: тот, кто больше пострадал, и является потерпевшим. Право человека на необходимую оборону фактически игнорируется, так же, как игнорируется презумпция невиновности.
То есть человека обвиняют по тяжким статьям без оглядки на то, что явилось причиной таких действий. Применяют универсальную формулировку «из личных неприязненных отношений». Очень часто правоохранительные органы негативно смотрят и на то обстоятельство, что человек может уйти с места происшествия. Это может быть вызвано тем, что он находился в шоковом состоянии. Однако следователи рассуждают так: если он ушел, значит, «виноват», «имел умысел», «есть что скрывать», «пытался избежать ответственности». После этого, как правило, следует обвинение по тяжкой статье. Еще один типичный подход наших правоприменителей: есть труп — должен кто-то ответить. Этот консерватизм в подходе следователей и судей тяжело преодолевается. К сожалению, в таких случаях может помочь только широкая общественная огласка.
Светлана Морозова также считает, что закон по самообороне не так уж плох, а не работает он из-за сложившейся системы:
— Теоретически женщина, на которую угрожающе надвигается мужчина, вправе защищать себя, однако практически после того, как она защитилась, ее судьба зависит от воли конкретного следователя и конкретного судьи. Следователю выгодно получить галочку о раскрытии преступления, когда «преступница» — вот она, сама во всем признаётся; судье выгодно согласиться со следствием; дело о самообороне нетрудно переквалифицировать и пустить уже по другим статьям. В общем, беда даже не в законе, а в нашей правоохранительной системе, у которой всегда бессильный виноват и которая нацелена на то, чтобы во имя улучшения показателей не допускать оправдательных приговоров.
Думается, представление о толпах женщин, которые ни с того ни с сего убивают мужчин и после обвиняют их в изнасилованиях, — не более чем фантазии насильников, для которых подобный способ действий вполне естественен.
На самом деле этого нет: есть женщины, для которых одинаково страшно и пострадать от насильника, и защищать себя.
Все эти женщины проходят как обычные убийцы
В мае 2019 года апелляционный суд города Находки Приморского края оправдал 39-летнюю Галину Каторову, убившую мужа — домашнего тирана. Он регулярно избивал ее, а в день убийства душил веревкой от крестика. Суд первой инстанции приговорил Галину к трем годам лишения свободы, из которых полтора она уже провела в СИЗО. Елена Соловьева, защищавшая интересы Каторовой, вспоминает:
Елена Соловьева
— Дело Галины не является исключительным с точки зрения статистики, но исключительно как судебный прецедент, когда суд пошел навстречу. Когда я защищала Галину, она настолько не верила, что у нас что-то может получиться, потому что сидела в женском корпусе и все видела. Она говорила: «Елена Владимировна, вы знаете, сколько у нас там таких, как я, которые поступают в СИЗО избитыми, и им такие сроки дают, и никого не волнует, что она себя защищала, что ее избивали».
Я сейчас веду дело во Владивостоке. Женщину приговорили к шести годам за умышленное убийство. Отец ее систематически совершал домашнее насилие, сломал ей нос, она вызвала полицию, полиция не приехала, потому что многократно эта женщина обращалась и просто надоела им. Полиция не приехала, а отец еще больше рассвирепел, и женщина вынуждена была защищаться, нанесла ему смертельное ранение. Когда я смотрю материалы дела, я вижу, что там либо аффект, либо самооборона. Но никто не хочет разбираться, какое там поведение со стороны отца, что там длительная психотравмирующая ситуация. Все эти женщины проходят как обычные убийцы.
В Партизанске женщину приговорили по 105-й статье за убийство, она в течение многих лет на работу избитая приходила — свидетелей просто тьма, все знали, что у них в семье происходит. Случилось так, что пьяный муж в очередной раз полез с кулаками, она его толкнула и наступила ногой на горло, у него сломалась подъязычная кость, асфиксия, моментальная смерть. Женщине дали три года. Адвокат убедил ее, что это хороший приговор, и они бы не пошли обжаловать, если бы суд не постановил выплатить огромную компенсацию родственникам мужа, — рассказывает Соловьева.
По словам адвоката, единственным решением проблемы может стать специализированный закон о домашнем насилии, который существует во многих странах, в том числе почти во всех государствах постсоветского пространства — от Украины до Таджикистана. В России же такой закон десять лет лежит на рассмотрении в Государственной думе, и противников у него каждый раз оказывается больше, чем сторонников.
— Только его наличие могло бы ситуацию разрешить, потому что закон предполагает комплексные меры: психологическая служба, создание убежищ для таких женщин, профилактика со стороны полиции и органов опеки, — продолжает Елена Соловьева. — А у нас сейчас участковые не хотят работать.
Сколько раз женщины приходят и жалуются, что не хотят регистрировать их заявления.
Они приходят в дежурную часть, их ведут к участковому, а тот говорит: «Что мы на вас тут будем переводить бумагу, если вы все равно потом помиритесь».
А то и вовсе вызывают виновника, потерпевшую и начинают работать, как «служба семейных гладиаторов»: увещевать, примирять. У меня недавний случай: женщину постоянно бьет бывший зять, который не хочет выезжать из квартиры, а дочка поощряет это дело. Он буквально на глазах у соседей избивал ее, тащил по ступенькам, она билась головой, он наступил ей на шею, спасибо, люди оттащили. И участковый негодяя этого и женщину вызвал и говорит: «Я вас вызвал, чтобы вы обнялись. Обнимитесь и идите домой».
Женщины действительно примиряются с мужьями-тиранами, но только потому, что им некуда идти — родственники часто отворачиваются от таких семей, а убежищ нет.
— Галина Каторова все время слышала: сама виновата, почему раньше не уходила, — рассказывает Соловьева. — А там стокгольмский синдром, это способ выживания. Даже когда есть возможность уйти, они не уходят, потому что есть такой феномен. Конечно, можно было бы плюнуть на это, как там в народе говорится? Бьет — значит любит. Но проблема в том, что в этих семьях растут дети и они эти установки несут дальше. По сути, такая семья — это маленькая криминальная среда, где либо он ее покалечит или убьет, либо она схватит первое, что попадет под руку.
«Не особо понимаю, как это работает»
Дело Дарьи Агений ведет следователь-женщина, которая, как ей кажется, очень ей сочувствует. Но даже при самом лучшем исходе девушке, скорее всего, грозит условный срок или исправительные работы. Даше очень неловко, что она доставила столько хлопот родным, и страшно попасть в тюрьму.
— У меня никогда не было целей типа я хочу купить дом, машину, уехать во Францию. Наверное, это глупо, но я всегда хотела быть счастливой. Это, чтобы когда я была старушечкой, сидела в кресле, вспоминала бы свою жизнь и думала: да, круто, я круто прожила. Хочу, чтобы каждый день было что-то такое, что доставляет мне счастье. Но пока я до сих пор могу сесть в тюрьму. И я не понимаю, как это работает.
