«Я поняла, что пора действовать»
…Сегодня спрашиваю у той моей подруги: «Помнишь, это ведь ты хотела усыновить?» Но она уже забыла об этом разговоре и отвечает, что не смогла бы полюбить не своего ребенка. Вот, как бывает. У меня же никогда не возникало сомнений, наоборот, мне казалось, что я могу полюбить любого. Единственное, чего я боялась, – это психических болезней в кровной семье, поэтому не рассматривала детей с подобными заболеваниями у кровных родителей.
В один прекрасный момент я поняла, что пора действовать, чтобы осуществить свою мечту о приемном ребенке: пошла в опеку, взяла список необходимых документов, записалась в школу приемных родителей. Помню, как после экзамена в ШПР я сказала психологу: «Как бы теперь бюрократия не отбила все желание взять ребенка».
Психолог дала мне напутствие: «Вы идите тихонько, шаг за шагом и не обращайте внимания на мелкие трудности». И я пошла, очень часто вспоминая ее слова, «шаг за шагом».
Процесс сбора документов по медицине меня взбодрил. Прием к каждому специалисту давался с боем: талонов было мало, приходилось ждать неделями. Добыть справку от психиатра оказалось небольшим квестом. Так как я прописана в другом городе, то получать справку мне нужно было по месту прописки.
С дочерью Полиной и сыном Степой. Фото из архива Светланы Ворожбянской.
Я записалась на прием по интернету, взяла билет туда-обратно и пришла в назначенное время. «Мы не можем выдать вам справку сегодня», — услышала я. При этом платно справку дать мне тоже отказались, так как «вы хотите взять ребенка, а справки для усыновления выдаются только бесплатно». После долгих переговоров справку мне все же удалось получить.
Когда я пришла в опеку с готовым пакетом документов, сотрудница не пожелала брать его у меня, так как справка из полиции была выдана не в Москве, а в Московской области. Пришлось доказывать, что эта справка действует на всей территории России. Только начальница помогла мне разрешить недоразумение, которое могло стоить мне еще одного месяца ожидания.
В ходе сбора документов у меня даже появилась справка о том, что в моем решении меня поддержали родители. Изначально мне было неудобно поднимать с ними тему усыновления, ведь мы никогда серьезно об этом не говорили. Однако пришел момент, когда мне нужно было пойти на занятия в ШПР.
Мама тут же стала закидывать меня вопросами: «Что, ребенка возьмем? А какого возраста? Мальчика или девочку?»
Я засмеялась, и на сердце сразу стало легко – значит, мама не против, а, наоборот, поддерживает. Папа тоже спросил, куда это я ухожу на ночь глядя (занятия начинались в 18 часов), и, услышав ответ, никак особенно не отреагировал: «Ну-ну, сходи».
«В дорогу за моим сыном»
…И вот я с документами на руках иду на прием в здание регионального оператора и мечтаю наконец-то найти своего ребенка. Передо мной небольшая очередь из пяти человек. Смотрю на них с восхищением (они ведь пришли спасти чью-то жизнь) и тревогой (а вдруг они заберут моего ребенка?).
Фото из архива Светланы Ворожбянской.
Встреча с сотрудником меня не воодушевила, а отрезвила: даже относительно здоровых детей нет, а брать инвалида я была не готова. Встала на очередь у федерального регионального оператора в Дзержинске, съездила в область. Затем ежедневный обзвон, мне отвечают: «Подписано согласие», «Ребенок в семье», «Забирает мама», «Диагноз». Меняю критерии поиска: возраст, диагнозы, дальний регион. Каждый день мониторю форум приемных родителей, Littleone, база данных сирот по России, Усыновите.ру…
Проходит неделя, вторая, я начинаю паниковать: «Срок действия заключения скоро заканчивается. А вдруг с работы погонят, не успею взять ребенка». Радовало только одно: за детьми очередь, почти здоровые дети не остаются сиротами.
Я проходила однажды мимо церкви и зашла. Люблю постоять в сумеречном помещении, привести мысли в порядок, подумать о вечном. Попросила у Бога, чтоб у меня всё получилось с ребенком. И вскоре произошло чудо: мне позвонили и предложили познакомиться с десятимесячным Степой.
«Хочу! Это же «мой» возраст, да еще и мальчик — все как я хотела!», — ответила я и стала собираться в далекую дорогу за моим сыном.
«Это мое?!»
…В доме ребенка в комнату, где меня попросили подождать, зашла женщина с малышом в руках, которого она без предисловий и напутствий мне вручила. У меня случился ступор, улыбка расплылась до ушей, я ощутила растерянность — это мое?! Я стала гладить его по спинке, он успокоился и пригрелся на моих руках. Внутри у меня ничего не екнуло, не щелкнуло, но мне он так понравился, что до конца не верилось, что его мне вот так вот просто отдадут.
Фото из архива Светланы Ворожбянской.
Минут через 20 Степу забрали, и я помчалась обратно в опеку подписывать согласие. Потом я стояла в дверях и прощалась, а слезы лились у меня из глаз. Почему он достался мне? Ведь очередь же!
Работница опеки ответила: «Я чувствую людей, за что меня часто ругает начальство, мол, надо по очереди предлагать! Но часто я просто сердцем чую, что этот ребенок подойдет этим родителям!»
Я вспоминаю о нашем пути домой с умилением и нежностью. Мой новенький сын всецело доверял мне и, ни разу не заплакав по пути, отлично кушал пюрехи. Первой реакцией на нас у пассажиров было невольное закатывание глаз, что вот ведь досталась нам попутчица с маленьким ребенком, но Степа был послушен и мил.
Фото из архива Светланы Ворожбянской.
Выходя из поезда на самом длинном участке пути, я услышала слова проводницы, сказанные про нас какому-то мужчине: «Какие хорошие пассажиры, обрати внимание. А мальчик — ангелочек. Даже жаль, что они выходят».
Дома Степа начал потихоньку оттаивать
Поначалу Степа лежал бревнышком и не реагировал ни на «козу-дерезу», ни «рельсы-рельсы, шпалы-шпалы». Первые дни я даже не знала, какой у него голос, потому что он не умел плакать. В детских домах плакать незачем, потому что никто не подойдет, и сердце у ребенка замораживается, чтобы не испытывать больше таких переживаний.
Дома Степа начал потихоньку оттаивать, у него прорезался голос, он стал плакать. Несколько раз ночью я внезапно просыпалась, подходила к кроватке посмотреть на Степу и видела, что он беззвучно плачет. Тогда я брала его на руки, успокаивала, говорила, что теперь он с мамой, плакать не надо, уже все хорошо. И на моих руках только его всхлипы, какие остаются у детей после истерики или долгого плача, напоминали о его слезах.
«Теперь Степа — твой брат»
С первого дня моя кровная дочь Полина спросила разрешения называть Степу братиком. Мне приходилось каждый вечер укладывать его на ночь, а если он долго не засыпал, то долго гулять с ним на улице, пока не уснет. Мама очень меня выручала и иногда заменяла на этих прогулках. И ни разу от Полины я не услышала, что провожу со Степой слишком много времени.
Однако моя дочка и ее названный брат могли и разругаться, и Полина тогда просила, чтобы я унесла Степу обратно, на что я полушутя, ей отвечала, что уже поздно, теперь Степа — твой брат, и вы связаны по жизни крепкой ниточкой.
Фото из архива Светланы Ворожбянской.
В таких ситуациях я каждый раз подчеркиваю, что они семья и ближе их нет никого на свете. А если Степа начинает спорить с Полиной, то говорю ему: «Полина старшая, слушайся ее».
«Генов не боитесь?»
«Генов не боитесь?» — это один из самых популярных вопросов от людей, которые впервые узнают о том, что Степу я взяла из детского дома. А что значит гены? За каждым человеком стоит череда предков. Среди них есть как красивые, умные, добрые люди, так и слабые, злые, больные. Это так и у меня, и у Степы, и у любого другого человека, просто надо это принять, чтобы дальше уверенно и спокойно идти по жизни.
Степа — очень компанейский человек, он может разговорить любого: малыша, подростка или взрослого, найдет себе собеседника в любой компании. Я учусь у него этой открытости, тоже хочу уметь вот так легко и просто заговорить с понравившимся человеком.
Мои мечты об усыновленном ребенке реализовались, и это оказалось даже лучше, чем я могла себе представить. Я счастлива, что решилась действовать, собирать документы, искать ребенка по всей России. В итоге мне достался Степа. И это не мы делаем его счастливым, а он нас!
