Сколько всего в России живет лиц без гражданства, неизвестно. Речь о десятках или даже сотнях тысяч человек, по данным экспертов.
Из украинской Чапаевки — на Киевский вокзал
Надя Скачко родилась в августе 1993 года на Украине. Киевская область, Таращанский район, село Чапаевка, а улицу она не помнит. Как выглядел их маленький домик с огородом, где мама сажала картошку, соседние дома — помнит, а название как будто стерли из памяти. Но если бы Надя попала сейчас в Чапаевку, давно уже переименованную в село Калиново, она почти наверняка нашла бы дорогу.
Дом стоит на обочине, а около дома — большой пень. Когда-то там рос клен, его срубили, остался один пенек, и из этого пенька стали расти новые ветки. Там с подружкой Ирой они играли с пупсами, там, в Чапаевке, Надя пошла в первый класс в красивую двухэтажную школу и первый раз увидела цирк. Два клоуна запускали друг в друга резинку, потом позвали на сцену Надю, показали, что нужно делать, она отпустила резинку и щелкнула клоуна по носу. Сейчас Надя понимает, что сделала человеку больно, но тогда ей было весело.
Надя
Другие воспоминания из детства: отец бьет мать, пропивает все деньги, которые она заработала, подметая зерно в тракторном цеху. В тот, последний день он как всегда возвращался пьяный с работы, двухлетний Надин брат Олежка побежал к нему навстречу с криками «папочка», отец оттолкнул его и мальчик переносицей ударился об порог.
Ночью беременная Татьяна собрала детей, взяла документы и уехала из Чапаевки навсегда.
Сначала — к своей маме в соседнее село, но та сказала: «У тебя есть муж, возвращайся к нему». Потом на электричках — в Москву. Семилетняя Надя очнулась на Киевском вокзале, и первое, что ощутила — сильное чувство голода.
— Вы не поверите, как было стыдно, как неудобно просить милостыню.
Подходишь к людям, они на тебя смотрят, и у тебя ощущение, что они тебя или ударят, или оскорбят.
Но ты понимаешь, если у тебя не будет даже кусочка хлебушка или денежки на него, ты просто с голоду умрешь, — давясь слезами, вспоминает Надежда.
«Негоже ребенку просить милостыню и не учиться»
Несколько месяцев Татьяна Скачко с детьми жила на Киевском вокзале, милостыню просили около церквей в Москве и области. В подмосковном Переделкине женщине подсказали, что дальше, в сторону Малоярославца, есть пустые дома.
Лето 2001 года они провели, переходя из одного такого заброшенного дома в другой. Там можно было чуть-чуть помыться, привести себя в порядок, там Татьяна избавляла детей от вшей.
В один день они вернулись из Переделкина, где просили милостыню, и обнаружили, что их дом дотла сгорел, а вместе с ним — детские свидетельства о рождении.
Детей между тем у Татьяны было уже трое. В ночной электричке между Сергиевым Посадом и Москвой она родила мальчика Лешу. Надя проснулась утром, а мама держит в руках какой-то сверток: «Познакомься, дочка, это твой брат». Надя не помнит наверняка, но кажется, мать тогда не обратилась в больницу и даже не вызвала скорую.
Оставив сгоревший дом, они снова пошли бродяжничать. Всего со дня приезда в Москву они провели на улице полгода, а потом в Сергиевом Посаде встретили отца Германа.
— Около Лавры есть памятник, Сергий Радонежский руки над всеми простирает, и мы около этого памятника стояли, просили милостыню. Батюшка проходил и сказал, что негоже, чтобы ребенок без учебы стоял здесь и милостыню просил, сказал матери, чтобы она к нему приходила и ребенка приводила.
Там же, в Сергиевом Посаде, Надю взяли в церковно-приходскую школу, сначала во второй класс, но так как она не потянула программу — читала на украинском, когда все по-русски было написано — перевели в первый.
— В церковно-приходской школе были лучшие мои годы, мы дружили с девочками, ходили на службу, после бегали кататься на горку. Я была обычным ребенком, меня никто не гнобил, что я не такая, что я одета по-другому, — рассказывает Надежда.
Татьяну Скачко устроили помощницей в трапезную. Спустя некоторое время она познакомилась с неким Павлом Куприяновичем, про которого Надя помнит только то, что он был казак. Он пригласил женщину «работать за деньги» в магазин и забрал у нее паспорт, потому что она «нерусская».
Мама, вспоминает Надежда, работала и днями, и ночами, а потом по причинам, которые девушке неизвестны, собрала вещи, взяла детей и сбежала от Павла Куприяновича, оставив у него даже паспорт.
Они снова оказались на улице: просили милостыню в Москве, в районе Вешняки, и в Московской области, и в Ивановской, и в Рязанской.
— Мы ехали в Арзамас, в Дивеево, там монастырь Серафима Саровского.
У нас совсем закончились деньги, а Лешка просит кушать. Она ему: «Ну, потерпи, сынок».
Я старше была, не просила, понимала, что надо подождать. И тут я залезла в карман штанов — а там два рубля. Я этим двум рублям так обрадовалась! В вокзале кафе работало, я спросила, что у них на два рубля можно купить, мне говорят — хлеб, по рублю кусочек. Я эти два кусочка хлебушка завернула в салфетку и маме принесла. Мама говорит: «Не хочу, ешь ты». — «И я не хочу, пусть тогда Леша ест». Потом мы приехали к какой-то маминой знакомой, нас накормили, — вспоминает Надежда.
«Когда мать меня бросила, я враз повзрослела»
В городе Путеше Ивановской области Татьяна сошлась с мужчиной, забеременела, на позднем сроке у нее случился выкидыш и она впала в кому. Отчим скрылся в неизвестном направлении, а дети попали в социальный реабилитационный центр.
13-летнюю Надю устроили в школу, почти каждый день она бегала к маме в больницу, нарвав перед этим жиденький букет цветов на городской клумбе. Однажды девочка пришла, а врачи говорят: «Мамы твоей нет». У Нади случилась истерика.
— Вышел доктор, объяснил, что маму в районный центр перевезли. Ну, неправильно так ребенку говорить, — как будто до сих пор с обидой вспоминает Надежда. — Потом мама к нам приехала. Вы не поверите, у нее волос на голове совсем не было. Сразу она нас не забрала, потому что поехала на Украину восстанавливать паспорт, который ей этот Павел Куприянович не вернул, и мое свидетельство о рождении. Когда вернулась, работы не было, и мы снова поехали просить милостыню в Москву, а из Московской области — в Рязанскую.
Под Рязанью Татьяна наконец осела, нашла домик, дети пошли в школу. Но длилась спокойная жизнь недолго.
В 14 лет Надя забеременела от парня из того же села. Он говорил, что у него есть дом, обещал, что теперь все будет по-другому, а потом уехал к родственникам в Волгоград, якобы ненадолго, и больше не вернулся.
Надя родила ребенка, а так как сама была без паспорта, получила в роддоме только бумажку, что такого-то числа родился мальчик весом столько-то килограммов. За выпиской в больницу должна была прийти Татьяна. Но она по причинам, которые Наде снова непонятны, собрала вещи, забрала младших сыновей и уехала, не оставив о себе никакой информации.
Надя с сыном
С тех пор Надежда ее не видела. Она писала и звонила всем маминым знакомым, всем родственникам, которых смогла найти в интернете — вроде бы Татьяна вернулась на Украину, но где она именно и в порядке ли, не знает никто.
В тот день, когда мать окончательно бросила Надю, она «враз повзрослела». Во-первых, она закончила девятый класс вечерней школы. Во-вторых, добилась, чтобы ее взяли работать дояркой в колхоз. Тогда она в первый раз подумала, что ей нужен паспорт, но как его получить, не понимала.
В колхозе пошли навстречу, устроили ее неофициально, выделили одну четвертую дома — маленькую комнатушку с крошечной кухней. Надя с гордостью говорит, что сама платила за свет, на имя старой хозяйки, сама покупала дрова, сама рубила их, топила печь.
Работать в колхозе было тяжело, но Наде нравилось. Сначала она была подменной дояркой, потом постоянной, то есть коровы, всего 50 голов, были ее, она за них отвечала.
Надя говорит, что коровы для нее все равно что дети: у каждой имя, у каждой свой характер. Она так научила их слушаться, что даже не доставала палку, чтобы подгонять, а только вставала перед загоном, поднимала руку, и они сами шли на свои места.
Кроме этого, Надя с большим удовольствием помогала ветеринару Галине Алфеевне. Та даже попросила, чтобы Наде за это доплачивали две тысячи. «Тебе бы пойти на ветврача отучиться или в крайнем случае на осеменатора, — часто повторяла Галина Алферовна. — Я бы могла тебя отправить учиться, у нас есть такая возможность, но у тебя, Надюш, нет документов».
Все это время Надя предпринимала попытки получить паспорт. Она несколько раз приезжала в паспортный стол по фактическому месту жительства, просила помочь ей, несколько раз собрала все имеющиеся документы, справки со школ, в которых училась, подробно описывала свою биографию, но документы почему-то терялись и дело не двигалось.
Так как все дороги вели в украинское посольство, в 2013 году с маленьким сыном на руках Надежда попробовала туда попасть. Коровы у нее тогда были в запуске, то есть не доились перед отелом, поэтому зарплату она получила маленькую, всего 8 тысяч рублей. Заплатила за свет, купила немного продуктов, осталось тысяч пять. С этими деньгами она и поехала в Москву.
На прием в посольстве была живая очередь. Надя приходила рано утром, занимала место, стояла до глубокого вечера с сыном на руках, а потом шла ночевать в квартиру, где за 200 рублей сняла койку. Так продолжалось несколько дней, пока у Нади не закончились деньги на жилье и еду. В колхоз они возвращались на электричках, голодные. Несколько раз их пытались высадить, но жалели ребенка.
«Не сделаешь паспорт — лишим родительских прав»
За годы жизни без гражданства и без паспорта Надя поняла, что она никто и у нее нет никаких прав. Прежде всего, она не получила аттестат об окончании девяти классов, только справку с оценками. Его отдадут, когда Надя принесет в школу паспорт.
Она ни разу не получила бесплатную медицинскую помощь, кроме флюорографии раз в год, куда возили от колхоза.
Один раз ее приняли в больнице с острой зубной болью, но сказали, чтобы такого больше не было. Теперь каждый раз, когда у Нади сильно болит зуб, она покупает обезболивающее, потому что денег на лечение в частной клинике у нее нет.
Надя не может купить билет на поезд, самолет и любой транспорт, кроме электрички. Заметив на горизонте полицию, она старается побыстрее уйти. У них в Ряжске ее, может быть, пожалеют и отпустят, а в той же Москве наверняка заберут и депортируют на Украину, уже чужую, незнакомую ей страну.
Надя не может устроиться на работу, зарегистрировать брак с гражданским мужем, голосовать, получать социальные выплаты. И самое страшное — у нее могут отобрать детей.
Проработав в колхозе пять лет, Надежда встретила старого школьного друга. Они полюбили друг друга, сошлись, Надя родила дочку Ирину. Вести ее беременность в местной больнице тоже отказывались, но будущий папа очень попросил врачей.
Маленькая Ира сильно заболела, они попали в больницу, а после выписки Надежде стали звонить из опеки: «Если вы ничего не сделаете, мы вас лишим родительских прав».
Надя с семьей
— Я пошла к ним в слезах: «Ну, так помогите! Помогите что-нибудь сделать, вы думаете, я не хочу? Я не понимаю, почему так происходит, почему у них все теряется», — вспоминает Надежда.
Сотрудница опеки Марина Юрьевна помогла Наде добиться от местной полиции справки об установлении личности и сделать детям свидетельства о рождении, но в графе «отец» рекомендовала оставить прочерк, поэтому у них тоже нет гражданства. Надежда даже не стала спрашивать почему, так ей было важно, что у детей наконец появятся документы, что сын пойдет в школу и там ее не будут упрекать, что она плохая мать.
Вероятно, так сделали, чтобы быстрее выдать свидетельства, так как процедура установления отцовства требует времени, а как устанавливать, если самой Надежды Скачко юридически как бы не существует.
Дальше в ее жизни появился рязанский фонд охраны женского здоровья «Мы вместе». Координатор фонда Ольга Зайцева прониклась историей Нади, но сделать, к сожалению, ничего не могла.
Миграционная служба направляла Надю в посольство Украины, чтобы туда попасть, нужно записаться по паспорту и только, паспорта у Нади нет — круг замкнулся.
Ольге Зайцевой казалось, что не может быть все так устроено, что есть способ сообщить о Надиной ситуации, она пыталась дозвониться в посольство пять или шесть часов подряд, но трубку не взяли, и ситуация действительно стала безвыходной.
Надя с дочерью
«Идешь полный надежды, а тебя как будто бьет по рукам»
Пару лет назад Надежда нашла своих братьев. Татьяна с сыновьями, уехав из Рязанской области, оказалась в Краснодарском крае и там написала от них отказ. Оба мальчика выросли в одной приемной семье. Старший, Олег, учится в духовной семинарии, младший, Алексей, закончил 11-й класс и будет поступать в медицинский университет. Их приемная мама приняла Надю как дочь, а ее детей называет внуками и отправляет им подарки.
— Мы виделись один раз. Они ехали в Москву, и тетя Оля специально взяла билеты мимо Ряжска. Я с детьми поехала на вокзал. Остановка была 23 минуты. Поезд подходит, а у меня сердце стучит — тук-тук-тук. А вдруг не обнимет, а вдруг не примет. Но они все — и тетя Оля, и другие ее приемные дети — встретили меня как родную. И с братом я обнялась, он был совсем маленький, до колен мне не доходил, а стал такой высокий, мне по плечо, даже поднял меня, говорю: «Тебе тяжело, брось». А он: «Да ты легкая как пушинка».
В том году летом мой сын ездил к тете Оле на море, а назад вез его другой мой брат Олег, — продолжает Надя. — Когда я его увидела, не узнала, он еще выше Лешки, такой накачанный, мы с ним больше всего похожи, у нас лица одинаковые. Он спросил, не забываю ли я ходить в церковь, не забыла ли церковнославянский язык. Я честно сказала, что почти забыла. «Я тебе сейчас Евангелие и молитвослов на нем подарю, это мое, читай почаще и меня не забывай, как только рукоположусь, я к вам приеду в гости», — вспоминает Надежда.
Никто из детей Скачко о судьбе матери не знает, но, по крайней мере, Надежда ее простила. «Не прожив жизнь в чужих башмаках, не смей судить», — так говорит Надя.
Она старается не думать о том, через что прошла, и не рассказывает об этом своим детям. Только страшные сны и нищие на улицах, как в холодную воду, окунают ее в прошлое.
Всем, кто просит, она старается дать хотя бы 10 рублей, даже если это ее последние деньги. Старается не судить и не завидовать, если кто-то живет лучше, и чувствует благодарность ко всем, кто давал ей милостыню. У нее до сих пор есть вещи, которые когда-то жертвовали люди.
Чаще всего от самых разных людей Надежда слышит, что она никто. Но сама Надя про себя знает, что это не так.
— Я человек. В первую очередь, я человек, который понимает, что надо жить, надо работать. Когда с цыплятами навожусь, с хозяйством управлюсь, еду приготовлю, посуду перемою, я люблю посмотреть новости, что в мире происходит. Я умею вязать крючком, своими руками шью пододеяльники, наволочки, иной раз дешевле сшить, чем купить. Я не никто.
У меня тоже есть личность, — продолжает она. — Я знаю, кто я такая, но другим, пока паспорта нет, это не докажешь. Я честный человек, я чужого не возьму, даже если оно под ногами лежит. Я тоже личность, которую надо уважать, и мне очень обидно, что каждый упрекает меня в том, что у меня нет документов. Да, жить без документов обидно.
Людям кажется, я ничего не делаю, а я все делаю, но оно никак. Идешь полный надежды — ну вот, сейчас — а тебя как будто по рукам линейкой бьют, как маленького ребенка — нельзя, не положено.
Надя с детьми
Десятки тысяч таких, как Надя Скачко
«Правмир» показал документы Надежды — свидетельство о рождении и установление личности — адвокату, заместителю председателя в Комитете помощи беженцам правозащитной организации «Гражданское содействие» Елене Буртиной. Елена подает в консульство Украины запросы на наличие либо отсутствие гражданства Украины для своих подопечных и сделала это для Надежды.
Сотрудник консульства сказал Буртиной, что, скорее всего, Надежда Скачко — гражданка Украины.
— Если после проверки, которая займет какое-то время, это подтвердится, они могут выдать ей документ для выезда на Украину, потому что здесь, в посольстве, как и в большинстве посольств стран, которые образовались после распада СССР, паспорта не выдаются, а выдается документ — свидетельство о возвращении. И уже там, на Украине, Надежда сможет получить паспорт, въехать в Россию с ним и миграционной картой и начать с нуля процесс легализации, — говорит Елена Буртина.
Но если ее принадлежность к гражданству Украины не подтвердится, ей нужно будет легализоваться как лицу без гражданства.
По словам адвоката, таких людей, как Надежда Скачко, в России много, возможно, десятки тысяч, но посчитать их не может даже полиция, так как они существуют нелегально, а путь к легализации очень сложный. Первый шаг — это установление личности, и даже на этом этапе люди застревают на годы.
— Мы сталкиваемся с тем, что органы внутренних дел не хотят заниматься такой работой, особенно когда нет никаких документов. Тогда человеку надо продавливать, добиваться, а не далеко не все без посторонней помощи в состоянии это сделать, — объясняет Елена.
Кроме трудностей, связанных с сопротивлением исполнителей, есть еще очевидные непреодолимые барьеры в законодательстве. Для лиц, у которых не было гражданства СССР, то есть для тех, кто, как Надежда, родился после 1991 года, не существует законного механизма легализации. В каждом отдельном случае нужно просить МВД, чтобы они дали указания легализовать человека.
— Первое чтение в Государственной думе прошли поправки в ряд правовых норм, в первую очередь — в закон о правовом положении иностранных граждан, который создает механизм выдачи лицам без гражданства удостоверения личности, одновременно дающего им право пребывания в России, то есть легализующего их. До настоящего момента такой механизм отсутствует, в каждом отдельном случае надо добиваться индивидуально. Если это иностранный гражданин, то вообще нет никаких возможностей легализоваться, не выехав в свою страну, не получив паспорт и не въехав снова, — говорит Елена.
Для многих уехать за паспортом — значит не вернуться. Надежда попала в Россию давно, скорее всего, говорит Буртина, ее въезд не зафиксировали. Но если человек пересек границу два или три года назад и не выехал, это означает запрет на повторный въезд в Россию. Люди предпочитают жить без документов в абсолютно бесправном положении.
