Никола Новодевичий: мудрость святости. Читаем иконы с академиком Алексеем Лидовым
Святой мудрец на серебряном фоне, святые на полях иконы, напряжение и драматизм – какими средствами достигнут облик интеллектуала и аристократа на древней иконе? Продолжаем серию рассказов Алексея Лидова, искусствоведа, византолога, академика Российской академии художеств, о знаменитых древнерусских иконах.
Святитель Николай Мирликийский, широко известный в византийском мире, был самым почитаемым святым на Руси. Знаменательно, что иностранцы, приезжавшие на Русь в XV-XVII веках, иногда именовали этого святого «русским богом», поскольку видели его иконы буквально в каждом доме.
«Никола Новодевичий» из собрания Третьяковской галереи – не самая ранняя из написанных, но самая ранняя из дошедших до нас русская икона святителя Николая. Эта большая храмовая икона размером 145 на 94 см, как и большинство известных нам икон древнерусского периода, написана на липовой доске. По всей видимости, икона писалась в два этапа – в конце XII века был написан средник, а в первой половине XIII века появились изображения на полях. При хорошей сохранности оригинала мы видим и некоторые дописи, например, переписаны одежды, но явно в соответствии с первоначальной иконографией. Дописи, скорее всего, появились в XVI веке, когда эту икону, вместе с другими новгородскими святынями, забрал из Новгорода в Москву в 1564 году царь Иван Грозный. Так она оказалась в Новодевичьем монастыре.
На святителе Николае – священническая фелонь и широкий омофор с крестами, как знак епископского достоинства. В руке святой держит большое Евангелие, богослужебный кодекс – на это указывают его размеры и драгоценные украшения. Тем самым святой Николай показан совершающим свое архиерейское служение.
Иконы с поясным изображением святого появляются достаточно рано, как и композиции, где главное изображение святого в центральной части, которая находится в особом углублении-ковчеге, а на полях его сопровождают существенно меньшие, как бы вспомогательные образы святых. Истоки этой композиции можно найти в позднеантичном дохристианском искусстве, и использовалась она в самых разных религиозных традициях.
Одна из важных особенностей нашей иконы – первоначальный серебряный фон, ведь золотые или, допустим, красные фоны встречались гораздо чаще. Серебро, как и золото, воспринималось как символ божественного света. Однако почему в данном случае было выбрано именно серебро, остается не до конца понятным. Может быть, это было связано с отсутствием листового золота в момент создания образа, могли быть и другие причины, в том числе покрытие образа тонким позолоченным басменным окладом.
Напряжение и драматизм
Икона происходит из Новгорода, но изображение святого в среднике по стилю очень близко византийским образцам конца XII века, когда в византийском искусстве доминировало течение, известное как позднекомниновский маньеризм: художники отказывались от классической гармонии и равновесия форм в пользу подчеркнутой экспрессии, некоторой изломанности и нарочитости, не говоря о нарушении естественных пропорций. Такое стилистическое своеобразие иконы Николы Новодевичьего хорошо видно при сравнении ее с классическим образом святителя Николая со святыми на полях, который происходит из Синайского монастыря и датируется X веком.
При этом легко заметить, что самые ранние образы святителя, известные на Руси (не иконные), например, мозаика Софии Киевской середины XI века, по своему типу и стилистическим особенностям гораздо ближе к синайской иконе, чем к образу из Новодевичьего монастыря.
В иконе Николы Новодевичьего мы видим некое общее напряжение и драматизм, которые выражены отнюдь не прямолинейными внешними средствами.
Например, фигуре явно не хватает пространства в среднике, возникает впечатление зажатости, фигура как бы вытесняется из отведенного ей пространства, что создает эффект драматического напряжения и внутреннего конфликта. У святого подчеркнуто удлиненные черты лица, даже можно сказать, неестественно вытянутые, хотя по-прежнему прекрасные, с утрированно высоким лбом, длинным тонким носом и линиями-морщинами на впалых щеках, создающими образ аскета. Все это – нововведения времени, отсутствовавшие в более ранних изображениях святого Николая.
В жесте руки, которая также неестественно укрупнена, в нарушение разумных пропорций, внимание концентрируется на сложении невероятно длинных, как бы бесплотных пальцев. В них заключен важный богословский смысл, к которому художник стремится привлечь внимание. Мы знаем из византийских толкований, что эти два пальца – символ двух природ во Христе, где чуть более высокий палец изображал божественную, а прижатый к нему и чуть согнутый – человеческую природу Христа. Богословский смысл присутствует и в других трех пальцах руки святого, сложенных вместе. Такое сложение трех соединенных пальцев истолковывалось как символ Святой Троицы. Таким образом, в одном благословляющем жесте святителя одновременно выражены важнейшие догматические идеи о Богочеловечестве и Святой Троице.
Святой мудрец
Святой выглядит на иконе как эллинский мудрец-философ, эту особенность отметил еще один из первых исследователей иконы, участвовавший в ее раскрытии. Действительно, в иконе подчеркнуто интеллектуальное начало святого, что не очень характерно для многих других икон. Эта идея подчеркивания интеллекта святого – византийская, точнее, константинопольская традиция, не так популярная на Руси в целом, где акцент всегда больше делался на душевно-духовные аспекты. Они есть и в нашей иконе святого Николая, но при этом нарочитый интеллектуализм в трактовке образа бросается в глаза. Параллели этому пониманию образа святителя можно найти в некоторых византийских иконах, где святые предстают мудрецами – интеллектуалами. Например, в иконе св. Григория Чудотворца XII века из Эрмитажа.
Этот образ вызывает в памяти известные знания о том, что в XII веке, когда эти иконы были написаны, в Византии епископы и митрополиты писали комментарии к античным языческим авторам, выступая в роли изощренных филологов-толкователей, что для константинопольской духовной среды XII века было своего рода нормой жизни. Именно к этому кругу эстетических и духовных представлений о человеке и церковном пастыре отсылает образ Николы Новодевичьего, с его подчеркнутой аристократичностью и интеллектуальностью, которые органично сочетаются с огромным и необычным духовным напряжением.
Чтобы создать это напряжение, драматический конфликт, мастер использовал прием «контрапоста», хорошо известного по древнегреческой скульптуре, когда одна часть тела повернута в одну сторону, а другая – в противоположную. Голова святителя чуть поворачивается влево, при этом взгляд направлен против движения вправо. Напряжение подчеркнуто изломанным, жестко прочерченным рисунком бровей, которому не знаю аналогий в других образах святого Николая разных эпох.
Перед нами облик интеллектуала и аристократа, который при этом находится в состоянии огромного духовного напряжения. И такая эмоциональная составляющая образа, вызывающая сопереживание, – и особенность самой этой иконы, и породившей ее эпохи.
Любопытно, что это особое напряжение, связанное с конфликтующим поворотом лица в одну сторону и взглядом в другую, возникает еще раз в совсем позднее время, причем в старообрядческой среде, когда появляются образы, известные под именем «Николы Отвратного», который этим напряженным взглядом как бы отвращает грехи и беды от людей. Некоторыми отечественными исследователями высказано предположение, что источником вдохновения для старообрядческих иконописцев XVIII века как раз и послужила икона святителя Николая из Новодевичьего монастыря.
Непохожий образ и святые на полях
Образ настолько особенный и настолько непохожий ни на что, что мы знаем о написанном в Новгороде в эту эпоху, что в свое время некоторые наши авторы пытались связать это изображение в среднике с каким-то другим регионом. Например, высказывали предположение, что икона могла быть написана в Киеве и потом привезена в Новгород. Но проблема в том, что и в Киеве не было ничего похожего. Нет и прямых аналогий в византийском искусстве, хотя связь с художественной средой конца XII века вполне очевидна. Таким образом, мы не знаем точно, кем был мастер, написавший икону. Ясно только, что он знал все, что происходило в византийском искусстве этого времени, и был пропитан византийскими образцами, хотя, несомненно, работал на Руси.
Место написания десяти изображений святых на полях гораздо лучше понятно. Их изображения выстроены по особому принципу. Вверху, на верхнем поле изображены святые Косма и Дамиан. На боковых полях – святые Борис и Глеб. Ниже – Флор и Лавр. Еще ниже появляется ряд из святых жен: две в рост – образ святой Евдокии и предположительно святой Домны, и две погрудные на нижнем поле – святая Параскева и святая Фотиния.
Мы можем с огромной степенью уверенности сказать, что все эти образы были написаны в Новгороде в первой половине XIII века и обладают характерными для Новгорода стилистическими особенностями, и абсолютно не похожи на главный образ святого Николая в среднике. Объяснения этому могут быть разные. Например, что изображения на полях дописаны чуть позже по специальному заказу. Но я бы не исключал и ту возможность, что они могли быть сделаны и автором образа в среднике, просто радикально поменявшим свою манеру для изображений на полях, которые уже не несли такой символической нагрузки и не имели такого значения, как центральный образ.
Иерархия святости
Главная идея изображения святых на полях в этой иконе очевидна – они дополняют образ главного святого и создают своеобразную иерархию святости. Но когда из сотен существующих образов святых выбираются определенные десять, то, как правило, иконописец руководствуется определенной логикой в выборе этих изображений.
В данном случае три пары мужских образов святых – это три пары братьев: Косма и Дамиан, Борис и Глеб, Флор и Лавр. Такая особенность заставляет задуматься о том, не были ли заказчики иконы в целом или, как минимум, изображений на полях братьями, которые таким выбором братских святых захотели подчеркнуть свои собственные отношения. Выбор святых часто определялся соименными покровителями заказчиков, желавших быть представленными на иконе патрональными святыми, в честь которых они были некогда крещены. Есть возможность, хотя мне она кажется менее вероятной, что такая логика действовала и при отборе святых жен на нижних полях «Николы Новодевичьего».
Обращает на себя внимание и русская составляющая в этом ряду из выдающихся византийских святых – появление образов св. князей Бориса и Глеба по сторонам от святого Николая. Борис и Глеб – первые русские святые, почитание которых началось при Ярославе Мудром еще в XI веке. В 1072 году их мощи были перенесены в новый каменный храм, что стало огромным религиозно-политическим событием в Киевской Руси. Эти русские святые князья, которые были прославлены как страстотерпцы, под своими христианскими именами Давид и Роман вошли во всю мировую христианскую традицию. До нас дошло свидетельство Антония Новгородского, посетившего Константинополь около 1200 года, что в Софии Константинопольской почиталась икона святых Давида и Романа, которые становятся святыми и Римско-Католической Церкви. И этот случай мирового признания русских святых – в своем роде беспрецедентный и чрезвычайно важный пример.
Для нас важно, что заказчик, попросивший изобразить именно этих святых, абсолютно сознательно хотел идентифицироваться не вообще с византийской святостью, а именно с русской святостью, которая и была воплощена в образах Бориса и Глеба.
В ожидании Страшного суда
Еще одна важная и до сих пор не до конца понятая деталь, которая присутствует не только на этой иконе, но и на многих других иконах со средником и образами святых на полях – изображение «Этимасии» в центре верхнего поля над головой святого. Этимасия, в славянской традиции «Престол Уготованный», – изображение того престола, на котором воссядет Высший Судья в день Страшного суда. Этимасия – богато украшенный трон, одновременно напоминающий алтарь с покровами, на котором лежит драгоценное Евангелие. Часто Евангелие дополняется образами Креста и Голубя как символа Святого Духа.
С одной стороны, это изображение престола Высшего Судьи и отсылка к теме последнего Богоявления и Высшего суда, после которого решатся судьбы всех христиан. С другой стороны, это образ Алтаря, указывающий на длящееся и вечное богослужение на Небесах и на земле. И третий символический аспект этой многозначительной детали – она говорит об образе Святой Троицы. Этимасия с Евангелием, крестом и голубем Святого Духа воспринималась как символ Святой Троицы и тем самым указывала на продолжающуюся историю спасения, которая осуществляется Святым Духом, но при этом имеет как начало и конец, так и свое вечное измерение.
Возникая на верхнем центральном поле иконы, изображение Этимасии всю икону уподобляет некоему храму с центральным образом и с образами святых на полях.
Не случайно, что в храмовой иконографии Этимасия чаще всего размещается именно в алтаре в пространстве над престолом. Кстати говоря, так было в новгородской церкви Спаса на Нередице, росписи которой созданы в то же время, что и икона «Николы Новодевичьего».
Изображение Этимасии, помимо всего прочего, подчеркивает роль этого образа в целом, как образа-посредника, главное предназначение которого – перевести зрителя молящегося в иную реальность Небесного мира, а собственно сам образ, в данном случае «Николы Новодевичьего» – это образ, который возникает на границе миров. Он – часть нашего пространства и нашей реальности, но при этом остается и принадлежащим иному миру, свет которого в данном случае обозначен особым серебряным фоном.