Протоиерей Христофор Хилл. Клирик Андреевского монастыря, настоятель часовни Святой Троицы при Первом московском хосписе. Англичанин. Филолог. В Православие его привела любовь к русскому языку и русской культуре. А еще отец Христофор – один из счастливых людей, кто знал и общался с митрополитом Антонием Сурожским.
Христофор Хилл: из Манчестера в Воронеж
– Расскажите о вашей судьбе: где вы родились, где учились, как вы пришли в Православие?
– Я начну с некоторых фактов из моей биографии. Я – англичанин, родился в Великобритании. У меня нет никаких русских корней, все мои предки – англичане, все мои предки – из одного и того же города, в котором и я родился, из Манчестера. Это большой промышленный центр на севере Англии.
Родился я в обыкновенной рабочей семье. Мои родители не были особо религиозными, но и не были безбожниками. Если говорить о моем личном пути к Богу, то мне повезло, я сказал бы, потому что я не пережил то, что называется по-английски «conversion», обращение к Богу. В том смысле, что я никогда не был сознательно неверующим человеком, мне не довелось переходить в состояние верующего.
Атеисты говорят, что они не могут себе представить, как человек может верить в Бога, что это неразумно, глупо для образованного человека, что все можно наукой объяснить. У меня все наоборот: я не могу представить себе жизнь без Бога, мир без Бога, общение без Бога. Вся дивная красота, которая есть в мире, имеет свои корни в Боге. Не человек создал мир, а Господь Бог. Так что для меня вера в Бога – это что-то естественное. Я не могу представить себе мира без Бога, у меня это просто не укладывается в голове.
Помню, когда мне было лет 11–12, мне подарили Библию. Я полностью прочитал ее. Мое представление о Боге уточнилось, я встретил Бога в лице Иисуса Христа через чтение Священного Писания. Потом, в более сознательном возрасте, когда мне было 23–24 года, меня очень обрадовало высказывание владыки Антония о том, что чтение Священного Писания – это тоже своего рода Таинство церковное. Чтение Евангелия – не просто чтение рассказа о жизни Иисуса Христа, а личная встреча с Богом. Владыка не раз рассказывал о том, как он сам пришел к вере именно через чтение Священного Писания.
Я учился в школе, где была одна очень большая редкость: нас обучали русскому языку. Я знаю русский язык с двенадцати лет, что очень большая редкость в Великобритании. Насколько я помню, моя школа была единственной на Северо-Западе Великобритании, где преподавали русский язык. Надо сказать, русский язык был моим самым-самым любимым предметом в школе. Естественно, через изучение русского языка я знакомился с великими русскими писателями – с Достоевским, Чеховым, Гоголем, Толстым, Пастернаком, Солженицыным, Булгаковым и другими. Именно через это чтение родился мой интерес к Православию.
Потом я изучал филологию, а по окончании института, когда в 1983 году я приехал в Россию как студент-стажер, начал ходить в Православную Церковь.
Я учился в Воронеже, там ходил в храм, в собор. Помню свои первые впечатления: богослужение было для меня весьма пышным, непонятным, но очень красивым. По своей натуре я такой человек, что если я чем-то интересуюсь, то мне об этом предмете надо узнать все до конца. Если какой-то автор мне нравится, то мне надо прочитать все его книги, знать его биографию и так далее.
Естественно, раз я стал бывать на православном богослужении, то мне было очень важно узнать, что это такое, почему это так, почему в Православии именно таким образом молятся Богу, а не так, как я видел в других храмах – в католических или протестантских. Для меня стало в какой-то момент естественным быть в Православии.
Я знаю, есть люди, которые пришли в Православие через множество сомнений, мучений, вопросов, переживаний и так далее. Я лично пришел к Православию без сомнений. Я православный уже много лет и, конечно, в самой Церкви я встречал немало искушений, переживаний и так далее. Мой первоначальный выбор остается таким же, как в тот день, когда я стал православным в маленьком русском Храме в городе Оксфорде, где я учился в Университете.
Протоиерей Христофор Хилл
На православном богослужении стоять нужно намного больше…
–Вы сказали, что стали вникать в богослужение, сравнивать его с католическим, англиканским, в этом сравнении вы что-то для себя открывали?
–Да, конечно, с первого взгляда в Православной Церкви внешне все выглядит экзотично. Помню, что я еще был подростком, когда в первый раз был на православном богослужении, но, конечно, знание церковно-славянского языка тогда у меня было слабым, зато я помню, что на стене у входа в Храм была написана молитва «Отче наш» на церковнославянском, я ее списал, выучил наизусть, на церковнославянском. Но действительно, когда изучаешь и сравниваешь литургику, разные литургические традиции, то различие между православным и католическим богослужением вовсе не такие большие, как это кажется с первого взгляда. Самая большая разница в том, что на православном богослужении стоять нужно намного больше, чем на католическом или на англиканском (Смеется).
Но именно богослужение – это самая яркая встреча с Богом, мне кажется.
– То есть православное богослужение вас заинтересовало даже несмотря на всю эту непонятность и экзотичность…
– Всю экзотичность я отодвинул в сторону. Сначала нашел перевод, потом стал постепенно изучать церковнославянский. Через понимание смысла службы мне стало вполне естественно быть православным. Я могу сказать, что именно Русская Православная Церковь – это моя родная Церковь, потому что я не имел жизни в Церкви до того, как я стал православным.
Я не считаю себя обращенным из англиканства в православие. Мои родители всегда относились к Церкви с уважением, но у них такой был подход, что в церковь надо ходить на похороны, на крестины, на венчания, может быть, на Пасху и на Рождество. Это поколение родителей, а вот мои дедушка и бабушка по линии матери были верующими, они ходили в церковь. У меня даже был какой-то далекий родственник, который был англиканским священником.
School for Prayer
– Как произошла ваша встреча с митрополитом Антонием?
– В первый раз я услышал о владыке Антонии еще в начале 80-х, тогда я стажировался в городе Воронеже и общался с людьми, с архимандритом Даниилом. Я ему говорил о своем желании стать православным: «Вот вы обязательно читайте книги митрополита Антония», – говорил он.
– То есть, о владыке Антонии вы узнали в России?
– Да, в России, в начале 80-х годов. Я первый раз тогда я услышал это имя. Он мне сказал: «У нас в Великобритании есть такой замечательный иерарх, великий проповедник, обязательно с ним познакомьтесь, беседуйте с ним». Живя в Манчестере, конечно, нельзя было просто так приехать в Лондон, разыскать владыку…
– В тех храмах, где вы начинали молиться, не рассказывали о владыке?
– Нет. Сначала я ходил в русский храм в России, потом, когда я приехал обратно в Англию, я начал ходить в русский храм в Оксфорде. Я принял православие в Англии, не в России. К этому времени я уже знал о владыке Антонии, в этом храме я лично с ним и познакомился.
Первым делом, после того, как мне сказали, что есть такой проповедник как владыка Антоний, я пошел в книжный магазин и разыскал его книги. Первая книга, которая мне попала в руки, – это «School for Prayer». Я сел, раскрыл книгу и за один раз всю ее прочитал, от начала и до конца. Следующая мысль была – как познакомиться с автором этой книги? На следующий день, а это был воскресный день (а в воскресенье в Англии всегда идут передачи на духовную тематику), я случайно включил телевизор. У экрана был бородатый человек в сером подряснике, и было написано по-английски «Антоний Сурожский». Так у меня появилось представление, как он выглядит.
Сначала я его узнал по слову из книги, а потом его образ у меня появился благодаря телевизору. Когда я поступил в университет в Оксфорде, то я ожидал возможности лично с ним познакомиться. Знакомства пришлось ждать недолго.
– На каком факультете вы учились?
– На филологическом, но диссертация у меня была на тему «Русское богословие XIX века». Николай Зернов в свое время создал кафедру православного богословия в Оксфорде. Это был первый заведующий кафедрой, вторым заведующим кафедрой был англичанин, который стал православным епископом, владыка Каллист. Его книга о Православной Церкви мне очень помогла в понимании того, что такое Православие.
С владыкой Антонием меня познакомил настоятель храма в Оксфорде. Мне немножко стыдно признаться в этом, но первой мыслью было, что он очень маленький ростом! Я ожидал увидеть человека-гиганта, потому что по духу он был гигантом, а по росту – не совсем. Конечно, я очень обрадовался, что встретился с ним! Потом я был алтарником в храме, и всегда с нетерпением ждал, когда владыка к нам приедет. Потом я не раз был на службах в Лондоне, не раз беседовал с ним. Это он меня благословил на путь священства.
Я стал священником в 1994 году. Служу в России уже 20 лет. Я женат на русской, у нас трое детей, живем мы в Москве. Сначала я служил в Американском подворье на Большой Ордынке, а затем стал клириком храма Воскресения в Пленницах, что в бывшем (ныне возрожденном) Андреевском монастыре. Одновременно я служу настоятелем маленького храма-часовни при Первом московском хосписе. Это для меня очень важная часть моего служения, послушания. В этом деле владыка Антоний очень помогал мне своими советами и беседами.
Наша последняя беседа состоялась приблизительно за год до его кончины, она была посвящена именно служению в хосписе. Мы говорили о смерти детей, как общаться с родственниками, с самими пациентами. Эта беседа была опубликована в «Трудах» владыки несколько лет назад.
Митрополит Антоний скончался в 2003-м году, я имел честь быть одним из шести священников, которые несли его гроб до могилы в Лондоне.
«Он уважал свободу»
– Что побудило вас приехать жить и служить в Россию?
– Знаете, я никогда не планировал свою жизнь вперед на долгие годы, на двадцать лет. Я даже не могу планировать свою жизнь до конца следующей недели. Был такой замечательный английский певец, Джон Леннон, он однажды сказал, что твоя жизнь идет, пока ты не строишь планы на будущее.
Так что у меня никаких планов не было, я решил – пусть все будет по воле Божьей. Я никогда не намеревался оставаться в России на двадцать лет. Когда меня рукоположили, то я должен был служить на английском и на церковно-славянском языке в Американском подворье, я не рассчитывал на какие-то долгие годы служения, решил – как будет, так и будет. Конечно, у меня были предложения переехать в Америку, в Канаду, в Англию, но мы сделали свой выбор и остались здесь, в России.
Мне кажется, если человек занят какими-то хорошими делами, благословенными Богом, то ему надо очень серьезно думать насколько серьезно и мудро он их выполняет. Я пока не чувствую Божью волю на то, чтобы оставить здесь свое служение. Я – клирик города Москвы.
Когда-то был некий разговор между владыкой Антонием и покойным Патриархом Алексием – в какой юрисдикции я должен быть. Я не мог бы быть в юрисдикции Американской Церкви, потому что устав подворья Американской Церкви этого не предусматривал. Митрополит Антоний хотел, чтобы я был клириком Сурожской епархии в распоряжении Святейшего Патриарха в городе Москве. На что Патриарх ответил, что это было бы нормально, если бы я уже был в сане как клирик Сурожской епархии, но раз я собирался принять сан в Москве, то Святейший настаивал, чтобы я стал клириком города Москвы.
– Митрополит Антоний не хотел, чтобы вы рукополагались, служили в Лондоне?
– Нет. Он очень любил и уважал свободу. Владыка Антоний – один из самых свободных людей, которых я встречал в своей жизни. В качестве свидетельства, могу рассказать такую историю.
В Сурожской епархии был один батюшка, игумен Даниил – не англичанин, валлиец. Время от времени он жаловался на то, что митрополит не так часто приезжает к нему на приход. Приход у него был где-то в горах, в пяти часах езды от Лондона. Отец Даниил принял решение перейти в другую юрисдикцию, так называемую Белорусскую православную Церковь. Предстоятель этой юрисдикции, насколько я понимаю, не вполне канонически живет в Нью-Йорке.
Отец Даниил подумал, что несмотря на то, что он принял такое решение, все-таки он должен отдать своему архиерею антиминс, и с тем приехал к нему. Митрополит Антоний его принял и сказал, чтобы он антиминс оставил себе. «Ты считаешь, что ты ушел от меня, но я от тебя никогда не уйду, всегда буду молиться о тебе. Когда будешь открывать антиминс, то единственное, о чем я прошу, чтобы ты молился и обо мне», – сказал владыка. Не каждый архиерей мог так поступить…
Благословение для Папы Римского
– Митрополита Антония хорошо знали в Англии?
– Книги владыки Антония в Англии были доступны еще с 60-х годов. Он часто выступал по радио и на английском, и на русском языках. Время от времени он выступал по телевизору. Он всегда был одним из самых видных представителей православных в Великобритании. Его ждали везде. У него всегда были очень теплые отношения с Англиканской Церковью.
Помню, я обратил внимание, насколько большое представительство католиков было на его похоронах. Я знаю многих католиков, которые очень любят книги владыки Антония. Но сам он несколько настороженно относился к католикам.
Мне рассказали, что когда в 1982 году в Англию приезжал папа Римский, Иоанн-Павел II, в Лондоне была организована его встреча с католическими, англиканскими и православными епископами, произошел такой случай. Епископам было сказано подходить к Папе под благословение. Они тянулись вереницей и по очереди брали благословение Папы. Пришел черед Владыки Антония. Папа Римский его благословил, а владыка в ответ благословил Папу! Это очень правильное православное понятие о равенстве епископов. Папа не должен быть выше епископа.
– Вы много общались с митрополитом Антонием, можно сказать, что он был вашим духовным отцом?
– У меня в жизни было три человека, к которым я обращался за духовным советом. В России это архимандрит Зинон. В Англии – епископ Василий Осборн, который меня рукополагал. Владыка Василий – очень чуткий, молитвенный человек, духовный. Наверное, вы в курсе, что несколько лет назад в Сурожской епархии произошла не самая благовидная история. Я предпочитаю это не комментировать.
И, конечно, за советом я всегда обращался и к митрополиту Антонию. Помню наши беседы о пастырской практике: как лучше быть пастырем, какие могут быть ошибки? Владыка мне очень помогал в этом понимании, указывая, где могут возникнуть ошибки на пастырском пути.
Как не стать раскрашенным дубом
– А что еще запомнилось из бесед?
– Помню наш разговор с ним через несколько месяцев после моего рукоположения. Сидели мы в его комнате при храме. Там была кровать, книжные стеллажи и самовар – это была его келья, я даже не понял, что он там живет, настолько все было скромно. Мы разговаривали о том, каким должен быть пастырь в Церкви. Владыка говорил о прозрачности пастыря. Священник, по его словам, должен вести человека не к себе, даже не в Церковь, а ко Христу.
Митрополит Антоний никогда не проповедовал Православие, никогда не проповедовал христианство, он всегда проповедовал Христа. Но было видно, что этот человек живет Христом и во Христе. Он держал перед собой образ Христа во всем.
Он пытался это передавать и священникам, с которыми он общался, в том числе и мне. Говорил о том, что священник должен быть иконой Христа, но он должен быть прозрачным. Когда подходит к священнику человек, то через священника он подходит к Богу. И священник должен предельно себя умалять, чтобы этот человек встречался не со священником, в первую очередь, а с Богом. «Если ты не станешь таким прозрачным, то ты станешь раскрашенным дубом, а не настоящей прозрачной иконой для людей, которые подходят к Богу», – говорил владыка.
Помню, как моя жена Лена познакомилась с митрополитом Антонием. Это было в 1995 году. Владыка позвал меня сослужить с ним в Лондоне, когда я был в отпуске в Англии. А Лена прежде никогда его не видела. За час до начала литургии встречает нас человек, стоящий у входа храма – старый, с бородой, в простом подряснике. Он взял Лену за руку и говорит: «Дорогая моя, я много слышал про тебя от твоего мужа», – и так очень тепло ее приветствовал.
Лена говорит: «Как хорошо, что тебя так тепло встречают у храма!». До начала службы, устав с дороги, Лена присела на стул. Потом началась служба, открылись Царские Врата, митрополит Антоний стоял в полном облачении. Жена чуть не упала в обморок, когда поняла, что тот пожилой человек, который встретил ее у храма, – это был митрополит Антоний! Да, а потом мы долго вместе беседовали с владыкой.
Еще один момент вспомнил сейчас, об этом он писал в своих книгах и говорил в личных беседах. Речь шла о том, можно ли найти истину и правду в других религиях, не только в Христианстве. Он рассказывал, что когда он был молодой, еще до принятия монашества и священства, он был «провокатором». Однажды подошел к богослову Владимиру Лосскому, зачитал несколько цитат. «Вот это цитаты святых отцов, – сказал он, – но я не могу определить, какая цитата от какого отца, вы не можете мне помочь?». На что Лосский, подумав, отвечал: «Это – Иоанн Златоуст, это – Василий Великий, это – Григорий Богослов». «Нет, я взял эти изречения из индуистской книги».
Лосский, который утверждал, что истину можно найти только в христианской Церкви, смирился. Владыка этому знаменитому богослову такую провокацию устроил, но он об этом говорил не раз в своих книгах.
Если всерьез, владыка редко пользовался словами «православный» и «православие», он предпочитал говорить о Боге, о Христе и о Церкви.
В одной из бесед он говорил: «Мы не можем предать кому-то собственное православие, если мы не живем по заповедям Божьим. В таком случае слова о православии, о своей правоте ничего не будут значить». Свое «православие» можно доказывать своими делами, а не разговорами о том, кто спасется, а кто нет. Мне кажется, особенно сложно соблюдать эту осторожность в разговоре о спасении с некоторыми протестантами, которые еще более, чем православные, убеждены, что именно они спасутся. Я недавно общался с одним протестантом, англичанином, который живет здесь в Москве, он убежден, что только они спасены.
У меня другой взгляд на это. Бывают разговоры, которые ведут в тупик. Это именно такие разговоры, когда мы начинаем рассуждать о воле Божьей, о том, кто спасется, а кто – нет и так далее. Это все в руках Божьих, а не в наших руках.
Митрополит и хиппи
– А расскажите о духовных исканиях молодых людей Англии вашего, последующих поколений, современной молодежи.
– Понимаете, я двадцать лет живу в России, я более квалифицировано могу рассуждать об исканиях российской молодежи, чем английской. Оксфорд – особый город, очень церковный город, в первую очередь, там очень много храмов, большой красивый собор. Оксфорд считается одним из религиозных христианских центров Англии. При каждом колледже есть часовня, туда ходит молодежь.
Могу поделиться еще и таким воспоминанием. В конце 60-х, в эпоху хиппи, гулял однажды по улицам Оксфорда владыка Антоний – тоже в подряснике, с бородой. И какая-то группа хиппи подошла к нему, спрашивают: «Ты кто? Один из наших?». Он начал им рассказывать, кто он, стал говорить о Церкви, о Христе, о Христианстве. Беседа началась перед небольшой группой молодых хиппи, их было всего четыре человека, насколько я помню. Я даже знаю, где это произошло, – на ступеньках Бодлеанской библиотеки. Это очень красивая библиотека в центре Университета.
Люди проходили мимо, краем уха слышали слова владыки о Христе, о Церкви. И вот – один человек остановился, другой, третий. Скоро там собиралась толпа – по самым маленьким подсчетам – человек триста, хотя люди говорили, что там было до трех-четырех тысяч, хотя проверить точно невозможно. Митрополит Антоний стоял на ступеньках библиотеки и во весь голос проповедовал всему Оксфорду. Даже полиция вынуждена была прийти, чтобы навести некий порядок, потому что толпа людей уже мешала движению, водители машин начали жаловаться, что не могут проехать, потому что народ стоит и слушает владыку. Это был конец 60-х.
– А сейчас такое возможно? Или полиция разогнала бы?
– Думаю, было бы возможно, если бы митрополит Антоний был бы жив!
– Как ему удавалось входить в такое доверие?
– Уникальный дар владыки Антония, великий христианский дар, который должен постараться стяжать каждый христианин – дар общения с человеком. Мы живем в мире, где общение – это мобильный телефон, Интернет, электронная почта и так далее, нам некогда по-настоящему общаться с людьми. Одному мы можем уделить две секунды, другому полминуты…
У митрополита Антония была уникальная возможность общаться с каждым так, что он понимал: самый важный и главный человек в мире для владыки в эту минуту – это именно он, его собеседник. Когда владыка общался с человеком, он исключал все: никогда не поднимал трубку, если кто-то звонил, если кто-то стучал, то он даже не обращал внимания на это. Каждый, с кем он общался, чувствовал, что он удостоился чести быть любимым человеком у митрополита Антония. Быть может, иногда бывает трудно вспоминать подробное содержание разговора, но эту любовь человек запоминал навсегда.
– А тот, кто звонил или стучал в ту секунду – он не чувствовал себя нелюбимым?
– После общения с митрополитом Антонием каждый чувствовал себя любимым уже раз и навсегда! Это был его дар – входить в человека полностью, так сказать. Меня часто спрашивают: «Что говорил владыка в беседах?». Это тоже, конечно, важно – что он говорил, но самое главное, что он умел слушать человека. Мы об этом забываем в общении, мы часто думаем, что собеседник хочет только нас слушать, умение слушать другого – это тоже дар, это навык. Я пытаюсь воспитывать своих детей так, чтобы они никогда не перебивали людей во время разговора, потому что это по крайней мере обидно. Надо всегда давать человеку высказываться. Этот навык, конечно.
Я не имею права сравнивать себя с владыкой Антонием, но, надеюсь, что кое-чему я сумел научиться, а умение слушать бывает очень нужно для общения с пациентами в хосписе. Подходя к пациенту в хосписе, для меня самое важное – услышать человека, а не говорить ему какие-то шаблонные фразы, стандартные слова.
Слушать человека весьма и весьма интересно. Я слышал рассказы о переживаниях людей, которые сидели в лагере, в тюрьме, воспоминания тех, кто был на войне, на фронте. Конечно, таких людей в хосписе становится с каждым годом все меньше и меньше, но можно было бы составить целую книгу о переживаниях встреченных мною людей. Один из английских поэтов конца XVIII века, Сэмюэл Кольридж говорил, что можно остановить человека на улице, попросить его в течение десяти минут рассказать о себе и можно целый роман про этого человека написать. Я думаю, что это верное наблюдение.
Чужая жизнь не такая нудная и скучная, как иногда кажется. Для того, чтобы понять друг друга, нужно обоюдное умение говорить и слушать. У владыки это умение было, безусловно.
Никто не обречен!
– Вы служите в хосписе, где больные понимают, что они обречены. Вам удалось перенять опыт митрополита Антония в общении с умирающими? Очень часто люди, оказываясь у постели умирающего, ничего не могут сказать, не знают, о чем и как нужно говорить…
– Вы сказали слово «обречены», да? Владыка просил, чтобы в общении с больными никогда не использовалось это слово! Человек не обречен на смерть, он живет и старается жить до последнего! Человек даже умирающий – это все-таки живой человек. Очень важно всегда помнить, что смерть наступает только тогда, когда жизнь прекращается. Пока жизнь идет, человек живет, у него есть и переживания, и обиды, и радости. Конечно, при осознании собственной болезни все эти переживания, радости, боли и обиды приобретают другую форму.
Иногда забавные случаи бывают даже в хосписе. Например, однажды мне сказали, что в такой-то палате лежит молодой пациент: многие годы он провел в тюрьме, а теперь умирает от рака. «У него очень серьезные вопросы. Он сильно переживает. Только ваш совет здесь поможет», – сказала мне медсестра.
Я шел по палатам, исповедовал, причащал, общался с родственниками, оставив посещение этого больного на самый конец, думая, что беседа будет основательной и долгой. Прежде чем к нему заходить немножко помолился в часовне. Захожу: он сидит перед телевизором, идет чемпионат по футболу, кубок мира. Не отрываясь от экрана, он сказал: «Как я переживаю! Вы говорили, что очень любите футбол! Как думаете, кто здесь выиграет?!» Такие вот его переживания – простые и земные.
Так я с ним сел рядом, и мы вместе смотрели футбол. Для него это была радость! Для него это было облегчением его страдания. Кажется, что разговор о футболе – очень мирской, совсем недуховный, но это облегчало его душу, это облегчало его состояние. Потом, после разговоров о футболе, но не в первый же день, мы перешли к более серьезным беседам. Я его исповедовал, он причащался. Но первый разговор о футболе ему очень помог. Он приобрел ко мне доверие, понял, что священник не просто так приходит и говорит: «Кайтесь!». Он понял, что священник – тоже человек и тоже может «болеть», интересоваться самыми разными вещами в жизни.
– Как началось ваше служение в хосписе? Вы специально изучали опыт митрополита Антония в общении с пациентами?
– Я вовсе не собирался там служить. Сначала меня приглашали в Первый московский хоспис для бесед с сотрудниками. Будучи молодым священником, а тем более, иностранцем, я честно сделал вывод, что это не для меня. Что я могу там делать? У меня не было опыта общения с пациентами, с их родственниками. Но так получилось, что после бесед с сотрудниками, я постепенно стал переходить к общению с пациентами. Каким-то естественным образом при поддержке владыки Антония, чтения его книг, личных бесед с ним, я набрал некий опыт. Так я служу уже 18 лет.
Митрополита Антония не раз приглашали посетить хоспис, и он сам этого хотел, мы надеялись, что это сложится во время его очередного визита в Москву, но не сложилось. Но владыка записал беседу для основательницы и первого главврача хосписа, Веры Васильевны Миллионщиковой, уже покойной. Его послание хоспису висит у входа. Если он не был там во плоти, то он всегда там в духе. Из всех авторов церковных в библиотеке хосписа на книги митрополита Антония Сурожского самый большой спрос. Часто вижу, как на столике рядом с кроватью пациентов лежат его книги…
– Скажите, а во время многолетней работы в хосписе были ли случаи какого-то неожиданного исцеления? По вере или как-то еще?
– Да, были. Я предпочитаю об этом не говорить. Конечно, у меня был однажды спор с врачами, что чудо может произойти, на что врач, скажем так, не совсем верующий человек (есть верующие врачи, а есть не очень верующие) мне сказал: «Для вас это чудо, а для меня это просто неправильно поставленный диагноз!» Был один случай в Москве, даже в прессе об этом писали, когда, действительно, мальчик, которому было лет тринадцать, очень серьезно болел, у него была опухоль мозга, он давно уже был в коме. Однажды консилиум врачей сказал, что до утра он не доживет. Но утром он проснулся, и первыми его словами были: «Я хочу шашлык!». Потихонечку его опухоль исчезала. Он полностью выздоровел, сейчас живет с родственниками во Франции.
Дар безмолвия
– Митрополит Антоний признавался, что он не знает, как говорить о вере с детьми младшего возраста, потому что его личный опыт прихода к Богу был уже в сознательном состоянии. Вы говорили с владыкой о воспитании своих детей?
– Действительно, он не раз говорил: «Никогда не рассуждайте о том, что вы сами не пережили. Если вы этого не пережили, тогда молчите». Например, это было сказано в контексте беседы об умирающих детях. Иногда я слышу пастырей, которые начинают рассуждать, зачем умирают дети, так у меня иногда волосы дыбом становятся от того, что они говорят. Такие дежурные фразы, которые к трагедии, к потере никакого отношения не имеют. Я был с родителями умирающих детей, был у кровати умирающих детей, буквально на днях…
Здесь самое ценное, мне кажется, – созерцание в тишине и безмолвие. Безмолвие – это очень важный дар. Наверное, у каждого верующего человека должен быть некий опыт безмолвия. Я уже говорил, что мы живем в обществе, где мы все общаемся, но мы и молчим тоже плохо. Но лучше молчать, чем говорить дежурные фразы, которые могут быть настолько пустыми, что человек будет переживать еще больше.
Об опыте воспитания детей, отношений в семье… Если бы я дерзнул сказать, что у владыки Антония был какой-то недостаток, то именно в этой области. Он мог каждого человека принимать индивидуально, входить в его мир, в его глубину, но он с трудом входил в опыт семей или любого коллектива. Он не был коллективистом, ему было трудно входить в опыт коллектива, в первую очередь, семьи. Он сам в этом признавался, потому что он – не семейный человек, у него нет своих детей.
Когда я слышу, как монашествующее духовенство (хотя, конечно бывают исключения) рассуждает о том, как надо воспитывать детей, то я встаю и ухожу. Могу два случая рассказать. У меня есть один приятель-иеромонах, с которым я служил лет семь. Потом он стал митрополитом. Я помню в то время, когда мы служили в Екатерининском храме, как-то после литургии проходила встреча с прихожанами, речь шла о семейной жизни. Большой «эксперт» в этом вопросе, мой друг начал рассуждать о том, как надо воспитывать детей, как общаться с женой… Я сижу, смотрю на него, он приостановился и поглядел на меня и сказал: «Я читаю твои мысли: ’Вот говорит человек, который ничего не знает!’». Если бы я не был рядом, то я не знаю, сколько бы он продолжал в том же духе.
Второй случай был с монахом-иконописцем, живущим в деревне. К нему в деревню приезжали богомольцы, человек по тридцать-сорок. Помню, как-то батюшка беседовал с приезжими, а я стоял рядом. Ему задавали вопросы об иконах, о богослужении, потом один человек говорит: «Батюшка, скажите, как воспитывать детей?», – а он развел руки и говорит: «Откуда я знаю? Спросите его, у него трое!», – и указывает на меня.
У меня трое детей, сейчас они тинейджеры, возраст, когда начинаешь хотя бы немного видеть плоды своего воспитания. Конечно, я начинаю уже сомневаться, насколько я все правильно делал, но пока я доволен.
– А ваши дети родились уже в России? Они бывают в Англии?
– Да, они родились в России. Но у них есть два гражданства – российское и британское. Когда мы приезжаем в Англию, они очень быстро перестраиваются на английский лад, что меня очень радует. Если они выберут Россию, то будут россиянами, если их выбор упадет на сторону Англии, тогда они будут англичане. Когда говорят про моих детей, что они наполовину русские и наполовину англичане – это неправда. Они полностью русские и полностью англичане!
– Скажите, а кто из святых отцов был близок митрополиту Антонию?
– Помню мы с митрополитом Иларионом как-то вспоминали, что владыка Антоний очень любил так говорить в беседе: «Как сказал один из святых отцов, не помню кто…». Потом шел целый ряд серьезных размышлений, перлы духовной мудрости. Мы с будущим митрополитом Иларионом попробовали понять, кто из святых отцов сказал то или иное изречение. Мы пришли к выводу, что никто. Это все были мысли самого митрополита Антония. Но он их приписывал не себе, а отцам Церкви.
Насчет цитирования. Я сам слышал, как в какой-то из праздников один московский священник, начиная проповедь, сказал: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! Как однажды сказал Конфуций… (далее шла цитата из Конфуция, которая совсем не противоречила христианской проповеди)».
Вселенская русская культура
– Знаете, у отца Александра Шмемана есть такое рассуждение на тему определения «зарубежное православие». Он говорит, что Церковь, она всегда за-рубежная, она всегда за рубежом того или иного государства, она всегда над ним, и национальная принадлежность может быть чисто территориальной. Вы пришли в русское православие, окунувшись в русскую культуру?
– Русская православная культура, как и любая настоящая культура, очень вселенская. Я не люблю разговоры о том, что иностранцы не могут понимать такого великого русского писателя, как Достоевский. Могут понимать, потому что он – общий гений, который доступен всему человеческому роду.
– Как и Шекспир.
– Как раз хотел сказать про Шекспира, Диккенса. Такие фигуры превосходят национальные границы, при этом оставаясь чисто английскими писателями или чисто русскими. Как Конфуций. Мой любимый русский писатель – это Гоголь. Я читал Гоголя, еще когда мне было лет 12-13, в переводе, конечно. Есть хорошие переводы Гоголя на английский. Меня потряс мир, который он создает, фантастический, полукошмарный мир, с удивительными персонажами! Потом я прочитал в комментариях о Гоголе, что он – великий русский реалист! Я приехал в Россию и понял: да, это в чем-то реальность!
– Полагаю, митрополит Антоний был носителем этой русской православной культуры, но настолько широко пользовался примерами, опытом из мировой культуры – и христианской, и не христианской, – что, казалось, он выходит за ее пределы. Оставаясь иерархом Русской Православной Церкви, он был представителем такого вселенского православия.
– Он очень любил цитировать Диккенса и Шекспира. Не знаю, может быть, он учитывал, что многие англичане стали православными. Конечно, он был человеком русской культуры, это всегда чувствовалось в общении с ним. Но он никогда не считал Церковь филиалом Российского государства. Церковь – это место встречи с Богом. При этом он всегда говорил людям, что мы все гости в Церкви, раз Сурожская епархия относится к Российскому Патриархату, то мы все гости именно в Русской Церкви. Лишать Церковь этой русскости он не собирался, ведь епархия была основана русскими людьми. Но при этом он всегда чувствовал, прежде всего, именно вселенскость Церкви.
Но те англичане, которые стали православными христианами в Сурожской епархии, очень уважали и полюбили русскую культуру. Это правильно, я не вижу никакого противоречия между свободой выбора вероисповедания и встречей с Богом. Чтобы быть членом Русской Православной Церкви, человек не обязан быть русским. Обратное утверждение – это абсурд, это нонсенс. Но Церковь – это то место, где человек может полюбить настоящую русскую культуру.
– В Москве постоянно проходят встречи, посвященные памяти митрополита Антония, даже конференции, а как сейчас наследие владыки Антония берегут в Лондоне?
– Конечно, после его смерти в Сурожской епархии произошли изменения, которые в какой-то степени отражают некий естественный процесс: в Англию приезжает много русскоговорящих людей, многие из них входят в Церковь, становятся членами общин, епархии… Лет двадцать с чем-то назад, когда я еще жил в Англии, большинство прихожан в Сурожской епархии были либо англичане, либо русские эмигранты и их дети, которые уже стали англичанами по культуре. Сейчас много людей приезжает из России, Украины, у них тоже есть свои духовные потребности, и этих людей надо тоже стараться понимать.
Возвращаясь к вашему вопросу, прежде всего, мне кажется, что самое ценное, что, может быть, потерялось из наследия владыки Антония за последнее время, – это устав Сурожской епархии, который соответствовал ценностным стандартам свободного демократического общества.
Еще в 70-80-е годы в Епархию хотели прислать священнослужителей из России, но митрополит Антоний был против. Владыка говорил: нет, епархия – это ядро поместной Церкви, и священники должны из этого ядра выходить на служение. Он рукополагал тех, кто был воспитан в приходе, кто сначала был прихожанином, потом чтецом, приходским старостой, алтарником. Если приход был согласен, то этого человека представляли митрополиту для рукоположения. И эта система работала нормально, скажем так. Но после смерти владыки Антония многое изменилось…
Сейчас ведется много дебатов, споров… Есть мнение, например, что каждый прихожанин, каждый человек должен отдавать своему приходу десятину. Хорошо, да, люди должны отвечать за свой приход. Но помню, как это делалось в Оксфордском храме, который считался вторым приходом после Лондона в Сурожской епархии. Я, еще будучи мирянином, был членом приходского совета. Там люди, действительно, жертвовали десятую часть своего дохода на благо прихода, но при этом каждый жертвователь принимал полноценное участие в жизни прихода, он мог определять, куда идут эти деньги. Жертвователи голосовали за такие вещи, как зарплата священникам, какой-то строительный проект или ремонт храма.
Конечно, денег не всегда хватало на все, но в этом году можно новый комплект богослужебного облачения купить или стены покрасить, в следующем году что-то еще сделать – все это решали люди, дававшие на храм деньги, прихожане приходили на собрание приходского совета. Если ты не приходишь на такие собрания, то нечего жаловаться, что без тебя что-то решили. К сожалению, в России это пока, мне кажется, нереально. Во-первых, потому что здесь приходы очень многочисленны. Как все это организовать? А в те годы в Сурожской епархии наблюдалось реальное участие мирян в жизни Церкви.
Устав – это очень важно, это то, на что надеялся владыка Антоний. Он всегда смотрел на служение Церкви, как на пирамиду, только вверх ногами. Внизу архиерей, остальные сверху него. Подняться он мог только в одном случае: если чувствовал, что какие-то моменты опасны для жизни Церкви, то он был готов быть щитом епархии. Были в свое время какие-то предложения со стороны священноначалия из Москвы, но митрополит Антоний мог сопротивляться.
– А если это исходило от мирян? Были такие случаи?
– Были случаи, да, но спорить с владыкой, с его мудростью было весьма трудно.
Опыт общения с Богом
– Вы сказали, что одной из ваших первых книг митрополита Антония была «Учитесь молиться». Владыка много писал о том, как научиться молитве современному человеку, о том, как можно учиться быть христианином в современном мире…
– Я запомнил мысли из его беседы о повседневной святости христианина. Насколько я понял его слова, христианин должен стремиться не пленяться ценностям мира, которые могут быть очень фальшивыми. Все мы призваны к святости, а путь к ней – молитва и опыт общения с Богом. Единственный источник святости – это Сам Господь Бог. Человек должен стать причастным к этому источнику. Без молитвы, без способности быть открытым для Бога это невозможно.
Когда я сослужил митрополиту Антонию, я видел: как он общался с людьми, так он общался и с Богом. Когда он стоял у Престола он был полностью погружен в молитву. Я тогда еще не был священником, только алтарником, но я слышал, как во время службы он молился своими словами и на английском, и на современном русском языке.
Конечно, это был его дар. Можно восхищаться этим даром, но я сам лично не повторял бы такую практику, потому что это была специфика именно его харизмы. Но то видение, насколько он был погружен в моление Богу за благосостояние Церкви, за людей, за мир, конечно, остается во мне навсегда. Он внушал людям, что так молиться нужно повседневно, утром и вечером полностью погружаться в это общение с Богом, а потом и в течение дня носить с собой молитву как защиту от разных искушений. Если человек живет Богом, то он чувствует Его благодатную защиту.
Речь идет не о том, чтобы регулярно, но бездумно вычитывать правила, а потом своими делами заниматься, он имел в виду живое общение с Богом. Он говорил и мне, и другим: «Как только вы чувствуете, что это у вас вычитывание молитв, а не молитва, то надо немедленно прекратить это вычитывание».
Нельзя формально молиться, как нельзя формально общаться с людьми. Чтобы узнать человека, узнать Бога, надо по-настоящему находиться в глубоком общении, а не просто формально соблюдать правила.
