2012 год я встречала в храме Гроба Господня в Иерусалиме. В ночь на воскресенье (а 1 января выпадало именно на воскресенье) любой желающий может прийти сюда и помолиться на Литургии. Служит, как правило, какой-нибудь архиерей.
Архиепископ Севастийский Феодосий
В эту ночь у Престола стоял архиепископ Севастийский Феодосий. Человек он известный: единственный араб среди епископата Иерусалимской Православной Церкви, он придерживается взглядов пропалестинских и, соответственно, антиизраильских, даже пару раз под запрет попадал за оправдание каких-то терактов. Но — грех жаловаться, служит благоговейно, тепло приветствует паломников и о политике в храме не говорит.
Ближе к концу службы я услышала разговор двух местных русскоязычных женщин.
-Как ты думаешь, — спрашивала одна, — можно ли у него причащаться? Он ведь против наших.
-Почему нет? — недоумевала другая. — Поддерживать террористов — дикость, но не ересь.
Обеих я спустя несколько минут видела у Чаши.
Поясню, если непонятно. Между израильскими и палестинскими христианами лежат не разные оценки хулиганских выходок в храме, не вопросы высокого богословия и даже не политические пристрастия. Между ними часто лежат трупы. Человеческие. И тот, кто вчера с тобой молился на Литургии, завтра может одобрительно качнуть головой, когда на твоей улице будут забирать раненых или даже погибших после очередного акта борьбы против оккупации или очередной контртеррористической операции.
Это очень страшно, но это — человеческое. А Божье — та самая Чаша, к которой подошли две русские израильтянки. И к ней же идут православные палестинцы, хоть и сильно недовольны контактами Иерусалимского Патриарха с израильским государством.
Что касается меня, то я при необходимости могу пойти на исповедь и к отцу Сергию (Рыбко), и к отцу Александру Борисову (хотя вообще постараюсь ходить на исповедь к своему приходскому священнику), потому что, да, они одна Церковь. И потому что Церковь вообще одна. Смеемся мы или печалимся, грешим или каемся, встроен ли церковный институт в структуру государства или противостоит ему — Церковь одна. Она, как бы это банально ни звучало, свята, чужда греху и милосердна. И врата ада ее не одолеют, какие бы усилия не прикладывали. Поэтому, кстати, и не имеет никакого — вообще никакого — значения, происходит ли сейчас настоящее гонение на Церковь или нам так кажется. В сущности они и не прекращались. В частности — каждый решает для себя. Пусть каждый для себя решит, гонят ли его или его ближнего за одно только то, что он христианин. Так будет честно.
Но честно будет и другое. Честно будет задасться вопросом — не «почему не кается Церковь?», а «в чем должен покаяться я?» Мне кажется, старец Серафим Саровский говорил: «Стяжи дух мирен, и вокруг тысячи спасутся», — как раз об этом. В каком грехе, который ты готов приписать Церкви, повинен лично ты? Вот в нем и кайся, как член Церкви, чтобы Христос исцелил и других.
В антисемитизме или управлении автомобилем в нетрезвом состоянии — тоже вопрос индивидуальный. А вот вопрос, важный для всех нас — ощущаем ли мы сами друг друга, со всеми нашими грехами и тараканами в голове, единым Телом Христа? Но если я себя ощущаю его клеточкой, как я одна могу оценить другого как инородное тело? По каким признакам? Чем он хуже меня и почему его еще не изгнал Сам Господь, как выдавливаем мы занозу из пятки?
Это ничуть не значит, что нужно видеть своих единоверцев (особенно начальствующих) в розовом свете. Нет, мы должны различать духов и называть черное черным, от кого бы чернота не исходила. Различайте! Только из Церкви, Единой, Святой, Соборной не гоните.
Я вернусь к первому вопросу Валерия Панюшкина. «Вы правда думаете, что мы единая Церковь?»
Да, Валерий, правда.
«Чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы, оставьте расти вместе то и другое до жатвы» (Мф.12:36).
15 ответов Валерию Панюшкину от священника Филиппа Парфенова
