Сюжет: Алексей Кондрашов «Почему я не православный»
Письмо первое: об Истинном Свете и евангельских предостережениях
Постоянный автор портала «Правмир» Сергей Худиев вновь отвечает на статью «Почему я не православный» кандидата биологических наук, профессора Института биологических наук и кафедры экологии и эволюционной биологии Мичиганского университета США Алексея Кондрашова.
Сергей Худиев
Добрый день, Алексей!
Вы ставите вопрос о том, почему для спасения необходимо разделять именно православное представление о Боге. Это очень серьезный вопрос, и, отвечая на него, мне придется начать с более фундаментальных вещей — с греха и спасения вообще. Это ступенька, через которую нельзя перепрыгнуть; поэтому начнем с нее.
Что значит — спастись? В обычном языке мы чаще всего употребляем глагол “спастись” с предлогом “от” — от гибели, от преследований, от болезни. Но в библейском контексте мы спасаемся не только “от” но и “для” — для вечной жизни. Вопрос о спасении в православной перспективе неизбежно связан с вопросом от творении — для чего мы вообще живем? Есть ли в нашем существовании какой-то смысл? Или жизнь, как говорят некоторые философы (Альбер Камю, например), в принципе абсурдна? Есть ли у нас подлинное благо и предназначение, родной дом, в который мы должны вернуться, тот замысел о нас, который должен осуществиться?
Библейское Откровение говорит о том, что наша жизнь никоим образом не случайность; мы созданы личностным, благим Богом, который, из чистой щедрости, пожелал разделить с нами ту вечную жизнь, любовь и радость, которой в вечном переизбытке обладает Он сам. У истоков всей реальности лежит любовь Божия, которая сотворила нас для вечной радости. Человеческий род призван стать бесконечно счастливой семьей, глава которой — Бог.
Как рассказывает книга Бытия, Бог наделяет людей свободой и владычеством — “И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле. (Быт.1:28)”. У нас есть реальный выбор с реальными последствиями, и реальная власть изменять тварный мир. Мы злоупотребили этой свободой и властью — и ввергли мир и самих себя в катастрофу, которая в христианской традиции называется грехопадением. Наша собственная природа — то, что Писание называет “сердцем”, сердцевиной человеческого существа — оказалась глубоко повреждена.
Из всех христианских доктрин, грехопадение — единственная, доступная непосредственному наблюдению. Как сказал Гилбер Кийт Честертон, “Если правда (как оно и есть), что человек может получать изысканное наслаждение, сдирая шкуру с кошки, то приходится отрицать либо Бога, как атеисты, либо нынешнюю близость Бога и человека, как христиане”. В самом деле, если мы признаем реальность Истинного Света (а, напомню, любая апелляция к совести и нравственности потеряет всякий смысл, если ее не признавать), нам остается только признать реальность нашего отпадения — и как человеческого рода в целом, и как отдельных людей.
Грехопадение
Люди неоднократно пытались водворить на земле если не рай, то хотя бы гармоничное, мирное, справедливое и гуманное общество, где не будет войн, несправедливости, угнетения, бесчеловечности. Люди воодушевлялись смелыми идеями, предпринимали героические усилия, шли на великие жертвы. Но из всех попыток устроить рай на земле — от Коммунизма до Джонстауна — выходило что-то гораздо более похожее на ад. Почему? Какой роковой дефект в человеческой природе обрекает все благие начинания на провал?
В христианской традиции этот дефект называется “первородным грехом”, но если Вам не нравится термин, давайте просто остановимся на том, что всю известную нам историю люди демонстрируют глубокую неспособность жить в мире, любви и гармонии друг с другом и тварным миром в целом. Даже в наиболее благоустроенных и цивилизованных обществах в мире существует полиция, которая защищает граждан друг от друга, замки на дверях, тюрьмы, тщательно разработанные финансовые предосторожности, которые должны помешать ворам и мошенникам.
Но особенно неприятное открытие ожидает нас, если мы обратимся от проблем человеческого рода в целом к его конкретным представителям — нам с Вами, и задумаемся над тем, насколько наше собственное поведение, наши мысли, слова и поступки соответствуют Истинному Свету. Я сейчас не говорю — учению Церкви, я даже не говорю — Евангелию, просто тому Свету, который мы уже имеем, и к которому апеллируем, говоря о совести и нравственности.
Когда мы обрушиваемся на плохих людей — жестокого правителя Константина, рабовладельца Томаса Джефферсона, антисемита Вольтера, расиста Томаса Хаксли (мы еще поговорим об идеалах и их носителях в одном из следующих писем), нам кажется, что Свет — наш союзник, но когда мы задумываемся о себе, оказывается, что Он — наш Судия. Если есть некое мерило праведности, к которому мы обращаемся, порицая других людей, то оно столь же приложимо и к нам самим. Если другие люди подсудны (и осуждаемы) перед лицом этого Света, то нет никаких оснований предполагать исключение для нас самих.
Я отнюдь не пытаюсь отразить Вашу критику универсальным приемом “на себя посмотри”; просто христианское понимание спасения начинается с того, что мы посмотрели на себя — и обнаружили очень серьезную проблему..
Возможно, мы с Вами не сдираем ни с кого шкур, и не подписываем приказов о пытках или бомбардировках (мы, к счастью, не занимаем высоких постов), не участвуем в межобщинной резне (нам повезло в нее не попасть) — но если мы хоть немного честны с собой, мы помним о случаях, когда мы явно противились Свету, поступали так, как нам было удобнее, а не так, как были должны, и явно предпочитали следовать своим хотениям, а не Свету.
Понимание Благой Вести начинается с чрезвычайно неприятного открытия, которое мы все отчаянно не хотим делать — не только другие люди, но и мы сами виновны в сознательном подавлении того света, который дан нам в совести.
В прошлом письме, говоря об аде, я приводил пример человека, достаточно нам чужого — нераскаянного убийцы из далекой страны. Христианство побуждает нас увидеть, что те внутренние тенденции, которые делают из людей нераскаянных убийц, живут и в нашем сердце. То ожесточенное противление Свету, которое не дает тому старому сикху покаяться, хорошо знакомо и нам. И оно может привести нас туда же, куда и его.
Отмечу еще раз — говоря о “противлении Свету” я пока не говорю о “противлении учению Православной Церкви”. Я говорю о том свете, который дан нам в совести, и к которому все мы апеллируем, порицая других людей. Мы осуждаемся тем самым судом, по которому желаем судить других.
Тут возникает необходимость разрушить одну иллюзию; обычно мы закрываемся от света щитом, на котором написано “уж мы-то приличные люди”. Мы же не римские императоры и не рабовладельцы. Да, мы совершаем определённые ошибки, но они носят вынужденный характер. Часто у нас просто нет иного выбора. Беда в том, что на свете не было еще ни одного негодяя, который не был бы уверен о себе, что он — приличный, или даже очень хороший человек.
В этом отношении существует интересный парадокс — по-настоящему плохие люди гордятся своей хорошестью; хорошие люди (не обязательно христиане) сокрушаются о своих моральных провалах. Пол Пот, как Вы знаете, был одним из самых страшных массовых убийц в истории человечества. Уже после того, как он утратил власть, он сказал в интервью гонконгскому журналу “Дальневосточное Экономическое Обозрение”: “Моя совесть чиста… Да, мы совершали определённые ошибки, но они носили вынужденный характер. У нас не было иного выбора. Мы должны были защищать себя от вьетнамцев, которые хотели раздавить Кампучию. Говорить о миллионах погибших — это слишком большое преувеличение. Все эти мемориалы в память о погибших не более чем вьетнамская липа”.
Психопаты, отбывающие пожизненное заключение за совершенные ими жестокие убийства, уверены, что они — хорошие люди, страдающие от несправедливого общества. Напротив, люди, искренне стремящиеся к свету, уверены в своем моральном несовершенстве. Чем ближе мы к свету, тем яснее мы видим пятна на нашей совести; чем дальше от Него — тем больше уверены, что “наша совесть чиста”.
Гибель грозит нам не из-за неправильных богословских представлений как таковых, а из-за греха — как из-за испорченности сердца, так и из-за неправильных решений, которые мы, под влиянием этой испорченности, принимаем. Люди умирают не из-за того, что у них ошибочные представления о лечении — люди умирают от болезни.
Это плохая весть — и мы знаем ее не столько из Библии, сколько из непосредственного опыта, нашего и других людей. А Благая Весть состоит в том, что Сам Свет нисходит на наш мир, чтобы спасти нас от наших грехов. Как говорит Он Сам, “Ибо и Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих. (Мар.10:45)”
В нашем грехе есть два аспекта — испорченность и вина; поврежденность сердца, которая склоняет нас к дурным поступкам, и сами эти поступки. То и другое отчуждает нас от Бога. От того и другого приходит спасти нас Христос.
Грех — акт свободного произволения, которым мы выбираем тьму, а не свет, акт духовного самоубийства, которым мы отвергаем волю Божию о себе и выбрасываемся “во тьму внешнюю”. Иногда люди пытаются уйти от сознания серьезности этой катастрофы, переопределив грех как “нарушение не слишком понятных мне религиозных предписаний”. Но — отметим это еще раз — речь пока не идет о нарушении предписаний Церкви. Речь идет о противлении голосу добра, который известен нам из совести.
Просто взять и отменить эти наши решения, значило бы отменить реальность нашего свободного произволения. У нас действительно есть реальный выбор с реальными последствиями. Если мы самоопределили себя к аду — значит самоопределили. Бог не объявляет наши решения небывшими. Бог делает нечто другое — Он принимает этот наш выбор и Его последствия на Себя. “Христос умер за грехи наши… Он погребен был, и воскрес в третий день… (1Кор.15:3,4)”. За наши грехи умер Невиновный; смерть, которую мы вызвали своими грехами, поглощена Его смертью.
П. Веронезе.Голгофа. (1570)
Мы, грешники, можем войти в общение со Святым Богом, потому что наши грехи искуплены на Голгофе. Но просто избавить нас от результатов нашего порочного выбора было бы мало. Представьте себе наркомана, который, ища денег на дозу, совершил преступление. Если мы каким-то образом избавим его от тюрьмы, но не от его больной страсти, мы его не спасем — очень скоро он опять совершит преступление. Наше спасение предполагает не только прощение вины, но и избавление от испорченности.
То и другое не может совершиться без нашего согласия. Мы призваны обратиться к Истинному Свету, который пришел к нам в лице Иисуса Христа, принять его прощение и предаться в Его руки, чтобы Он исцелил нашу порчу.
Наше обращение ко Христу проявляется в покаянии и вере — мы принимаем решение доверять и повиноваться Ему. В частности, это предполагает принятие истины, которую Он открыл. Мы обязательно рассмотрим вопрос о том, почему истина, которую Он открыл, пребывает в Православной Церкви, но пока мы должны остановиться здесь. Вопрос о Церкви обретет актуальность не раньше, чем мы определимся с вопросом о грехе и о Спасителе — признаем ли мы реальность нашего греха и нашу нужду в спасении? Признаем ли мы в Иисусе Христе нашего Господа и Спасителя?
Пока мы не определимся в этом вопросе, говорить о Церкви бессмысленно — Христос есть единственная причина существования Церкви и единственная причина, по которой нам стоит к ней принадлежать. Если я — не грешник, а Христос — не Спаситель, то мне просто нечего делать в Церкви. Если верим Его словам, что Он “пришел душу Свою отдать для искупления многих”, и признаем в числе этих “многих” себя, то мы можем дальше рассматривать вопрос о том, что из этого следует — в частности, почему так важно верить в Троицу.
Письмо в редакцию: Почему я не православный?
Почему приличный человек может быть христианином?
Письмо первое: об Истинном Свете и евангельских предостережениях
Американская мечта о русском православии
О православном антисемитизме – ответ проф. Кондрашову
Несколько вопросов Алексею Кондрашову
