Елена Кучеренко
— В жизни всякое бывает, — говорил мне как-то отец Евгений, мой большой друг. — Вор и прощелыга может оказаться честнее, чем какой-нибудь благовоспитанный гражданин. А проститутка — добрее приличной на вид дамы. Хотя что тут удивляться. Первым в рай вошел разбойник, а не рукопожатный товарищ приятной наружности…
Нет, грех батюшка не оправдывает. Грех — он и есть грех. Заповеди никто не отменял.
— Но в каждом человеке, даже на самое дно опустившемся, что-то чистое есть, — считает он. — И иногда это чистое раз — и блеснет. И ослепит. И понимаешь, что Господу сейчас не ты милее, правильный весь, а вон тот — падший. А мы судим…
Батюшка все время повторяет, что путь к Богу у человека часто не прямой, а такой кривой, что ноги сломишь. И в каждом отец Евгений видит человека, которого Господь к себе ведет. Пусть и каким-то странным, запутанным путем.
«Западало стариков обижать»
Любит отец Евгений рассказывать всем историю про честного вора. Правда, имя его никому не называет. Как-то дал мне понять, что человек этот на службы к нему иногда заходит. Не воровать, нет. Помолиться. Но зачем смущать людей. Будут коситься, судить. А так Бог сам разберется.
— Иногда посмотришь на кого-нибудь и сразу понимаешь — жулик, — говорил отец Евгений. Все в нем это выдает — одежда, манеры, взгляд, речь. Даже то, как он семечки на улице лузгает. Вот таким и был внешне этот человек.
И пришел он как-то к ним в храм. Бабушки сразу отодвинулись подальше, авоськи свои к груди прижали — вдруг что. Может, и правильно. А мужчина простоял до конца службы, попереминался с ноги на ногу, покрестился, а потом на улице догнал отца Евгения. Покашлял в кулак, безуспешно попытался подобрать уместные для общения со священником слова, а потом махнул рукой и протянул деньги. Сумма там была не заоблачная, но для их мест очень даже внушительная. Месяц скромно на нее прожить можно.
— Вот! Нашел! Там вчера бабушка у вас плакала. Это, наверное, ее.
Развернулся и собрался уже уходить. Но батюшка — человек любопытный, одаренный от природы неплохой интуицией и умеющий расположить к себе любого. Даже самого последнего жулика. Остановил, начал общаться, расспрашивать.
Выяснилось, что за несколько дней до этого Иван (назовем для удобства его так) вроде бы был в храме — «помолиться зашел», где-то рядом нашел кошелек. «Бог послал, сам не местный, бедный», думал вернуть, но никого не нашел и оставил себе.
На следующее утро вроде бы зашел «возблагодарить Господа за помощь», увидел как какая-то бабушка плачет и жалуется прихожанам, что деньги потеряла. Понял, что это ее.
— И вот я здесь — отдайте ей, — закончил он свой путаный рассказ.
— Так это Лидия Ивановна наша, — сообразил отец Евгений. — Она здесь еще. Сейчас я вас познакомлю.
Иван начал было протестовать, но тут из храма вышла «виновница» происходящего.
— Лидия Ивановна, ваши деньги нашлись. Вот, человек принес.
Дальше, по словам батюшки, была трогательная сцена благодарности — со слезами, объятиями Лидии Ивановны и Ивана, который «краснел, бледнел и растерянно моргал» и вновь слезами.
— Сыночка, как же мне тебя благодарить-то, — бормотала старушка. — Это же вся моя пенсия. Мне без нее за квартиру не заплатить, еду не купить, лекарства. Отец Евгений помог, конечно. Но все равно… А пойдем ко мне, я тебя хоть чаем напою.
Но Иван отказался. Обещал зайти в следующий раз.
Прошла, наверное, неделя или чуть больше, и этот человек опять пришел к отцу Евгению. Выпивши был, но языком ворочал. Рассказал, что встретил как-то Лидию Ивановну на улице, городок-то маленький. Уговорила-таки зайти. Картошечки нажарила, даже наливки какой-то старой из закромов достала, о жизни своей рассказывала. Тяжелая у нее жизнь. Но об этом чуть позже. В храм звала…
— А ведь это я у нее кошелек подрезал, — выпалил Иван батюшке. — И залился пьяными слезами. Правда, я. Увидел сумку открытую на лавке на подворье и вытащил. Я же за этим и шел. Выпить хотел. Я не алкаш, но иногда прямо просит душа. Потом опять зашел — может, еще что будет. А она плачет там. Понял, что ее. Стыдно стало. У нас ведь — западло у стариков брать… А она меня наливкой поила… Ты, поп, меня не сдашь, я знаю. Вот и рассказываю тебе, душу облегчаю…
Отец Евгений не сдал. Долго говорил с Иваном. О чем — не знаю. Изменил ли жулик свою жизнь — тоже неизвестно. Но приходил пару раз в храм. Не воровать, нет. Постоять. А, может, и помолиться. Даже трезвым был.
— Вор, пьяница, а в душе что-то чистое ведь есть, — говорил мне отец Евгений. — Хотя бы это «западло»...
Богатым, влиятельным иногда не западло, а жулику — стыдно стариков обижать. Да и совесть есть. Мог бы смолчать, а не смолчал. Пусть по-пьяни сказал, а все равно. Болит ведь совесть-то. От головы можно таблетку выпить, а от совести — нет. И водкой ее не залить. Господь это ему не забудет, я верю…
«Блудница, а душа чистая»
А с Лидией Ивановной вообще удивительные истории иногда происходят. Правда, в некоторые я не очень верю. То Богородица ей явится, по ее словам, то Ангел Божий. Хотя, с другой стороны — почему бы и нет. Светлая она, удивительная. И, одновременно, с очень страшной судьбой. Так что к кому, как не к ней Богородице-то являться.
Рассказал мне как-то отец Евгений историю про Лидию Ивановну и проститутку.
Для клиентов проститутка эта была Виолеттой, а на самом деле — Валькой. Городок маленький, говорю же. Все всех знали, кто есть кто и чем занимается. И относились к Вальке–Виолетте соответственно.
Давно это было. Сейчас Виолетта эта делась куда-то. Может, уехала. А тогда промышляла в единственной местной гостинице для приезжих. Ну и дома у себя клиентов принимала.
Местные говорили, что она то ли из неблагополучной семьи, то ли сирота, тяжело жила. Но доподлинно ее историю никто не знал. Даже отец Евгений.
В одном подъезде с Валькой жила тогда Лидия Ивановна, прихожанка батюшки. Она и сейчас там живет.
В тот год похоронила она одного за другим мужа и сына. Руки на себя хотела наложить. Да отец Евгений вытащил. С ложечки кормил, ухаживал. Всем приходом тогда на похороны собирали ей-то на одни, то на другие. На лекарства, на жизнь.
В один из дней пошел отец Евгений проведать Лидию Ивановну. У него ключ был. Только вставил в замок — голос:
— Можно вас?
Смотрит — Валя.
— Да, конечно.
А сам рассказывал, что не очень хотелось ему с ней говорить тогда. Знал же — кто это.
— Я вот это хочу бабушке передать. Возьмите, пожалуйста.
И протягивает конверт. А там — деньги.
— А сами почему не отдадите?
— Не возьмет, боюсь, от меня. Я же… Ну, все знают. Я очень вас прошу. Не говорите только, что от меня.
Взял деньги отец Евгений.
— Блудница, а душа-то чистая, любящая, — рассказывал мне потом отец Евгений. — Тепло внутри сохранила.
Образ Божий в каждом же есть. А я... Я, как тот фарисей, с ней говорить не хотел.
«Спасибо, Господи, что я-то не такой. Чистый, светлый, молодец вообще». А она, как мытарь, себя недостойной считала даже к Лидии Ивановне подойти, помощь отдать. Евангелие это, Лена.
Отец Евгений потом Лидии Ивановне все же рассказал. Она, как вставать стала, сама к Вале пошла — поблагодарила. А где-то через месяц пропала Валентина, уехала, наверное, куда-то. Но до сих пор молится за нее батюшка. И Лидия Ивановна тоже. А лет-то прошло много. Крещена или нет, не знают. Но вспоминают всегда.
— А Господь там пусть Сам меня судит, если не крещена, а я за нее частицы вынимаю, — говорит отец Евгений. — Но верю я, что не будет Он очень строг. Евангельским ближним стала Валя для Лидии Ивановны. Как же не молиться за нее.
