Летом 1943 года, в темные дни немецкой оккупации, я имела счастье познакомиться в Париже с доктором Андре Блюмом, будущим Митрополитом АНТОНИЕМ.
Вскоре мы вместе отправились в долгое путешествие на поезде, мы пересекли всю оккупированную Францию. Мы побывали на свадьбе одной его близкой родственницы и подруги моего детства.
В наших беседах мы обращались к волновавшим меня религиозным вопросам, его умение внимательно слушать, его ответы, полные глубокой веры, живой пламенной духовности, заставляли меня взглянуть на эти вопросы в совершенно новом свете. Мы были в другом мире. Я сожалела о том, что эта поездка, столь долгая в те неспокойные времена, показалась мне такой краткой!
Будучи православной по рождению, воспитанной в этой религии моей русской бабушкой и няней, которые смогли преодолеть благодаря своей глубокой вере все тяготы большевистской революции и парижской эмиграции, я стремилась углубить мою принадлежность к Православной Церкви. Я надеялась встретить живого свидетеля Христова.
Встреча с Андре Блюмом показалась мне ответом на мое ожидание. В то время доктор Андре Блюм, демобилизовавшись, работал врачом в больнице Иль Сен Луи, он трудился не жалея сил, отдавая себя телом и душой своим больным. Он организовал небольшой богословский кружок, объединявший людей, стремящихся постичь сущность веры (углубить свой опыт веры). Там рассматривались самые разнообразные темы: Православная Церковь (Андре Блюму были очень близки идеи русского писателя XIX века Хомякова, в частности, его видение соборности), протестантизм, иудаизм, средневековое русское искусство, стигматизм, связь между психиатрией и верой.
На протяжении четырех лет он был моим самым близким другом, незаменимым духовным наставником. Его насыщенная религиозная жизнь, его опыт врача, его видение психологических проблем служили для меня опорой в моих духовных поисках. Это был прежде всего человек молитвы.
Его способность слушать, его отношение к каждому живому существу, его желание помочь, его любовь к ближним оставили в моей душе глубокий след. Его пример, его советы имели особенную ценность в формировании христианского понимания роли врача, которой я решила себя посвятить. С нашей первой встречи между нами завязалась переписка.
Став иеродиаконом Антонием в 1948 году, он уехал в Лондон в 1949. Я тоже покинула Париж и работала педиатром в провинции. Хотя наши встречи стали редки, мы не потеряли связь. Его личность излучала то, что апостол Павел выразил словами «это не я живу, но живет во мне Христос», и в трудные моменты жизни я без колебания доверялась ему и просила его поддержки.
***
1. Милая Ляля!
Посылаю Вам несколько книг. Надеюсь, они Вам понравятся. О книге Jean Delay, я Вам уже всё сказал, что мог: это ценный вклад в философию и психиатрию, и я рад, что Вы ею начнёте более основательное ознакомление с психологией.
Прилагаю к ней «Откровенные рассказы странника своему духовному отцу», которые интересны и как живой мистический опыт, и как описание очень мало известных всем нам сторон русской жизни XIX столетия; прошу Вас только не подражать страннику: его путь особенный, и без опытного руководителя им идти опасно.
Другие книжки проще. Две брошюры о Литургии прошу Вас – если они Вам понравятся – оставить себе на добрую память; в книжке коротеньких житий святых Вы найдёте и святую Ольгу и увидите, что в ней полюбил русский народ.
Надеюсь, что всё это чтение оживит в Вас охоту жить как можно более полной и глубокой внутренней жизнью. В этом много может Вам помочь отец Сергий Иртель, но так как Вы, наверное, не решитесь с ним познакомиться, я написал ему, чтобы он сделал к этому первые шаги. Надеюсь, Вы не будете за это сердиться на меня.
Желаю Вам всего лучшего.
Храни Вас Господь Бог и Пречистая Богородица.
Андрей.
4. XI. 1943
***
2. Милая Ляля!
Сделаю всё возможное, чтоб поскорей достать Вам анатомию: ищу Rouvière; если не найду, доставлю Вам анатомию Soucier, по которой я учился. Узнал от Ольги о том, что Вы начали работать в больнице. Наверное, это не легко для Вас: желаю Вам много бодрости духа и крепости, чтоб ничто не сломило и не ранило Вашей души.
Храните как святыню чуткость, отзывчивость, нежность своего сердца. Берегитесь, как бы не привыкнуть ко всему возмутительному, горькому, постыдному, что попадётся Вам на глаза. Больным так нужно, чтоб хоть один студент смотрел на них с любовью, был бы к ним участлив, относился бы к ним тепло и почтительно.
Всякое страдание требует благоговейного отношения. К больному надо подходить с трепетной душой. В божественном плане болезнь – великое и таинственное, страшное событие, на границе таинства жизни и смерти; а в человеческом плане больной – это брат наш, которого мы забыли и не умеем любить и который от нас всего ожидает: сострадания, понимания, утешения, здоровья, жизни самой. Он отдаёт в наши руки с полным, детским, слёзным доверием драгоценное, измученное тело и исполненную страхом, тревогой, а часто ужасом приближающейся смерти душу, и мы ли останемся холодны и бесчувственны?
Умоляю Вас, примите в душу страдание каждого и своё страдание, и верьте и знайте, что придёт время, когда всё это страдание засияет в сердце Вашем неописуемым светом, и Христос озарит его Своим всеобъемлющим присутствием. Вы, конечно, всё это чувствуете – и лучше меня, – но я знаю, как находят часы беспросветной тоски и бессилия, и тогда так хочется успокоиться, стать, как все, безучастным и беззаботным – избави вас Бог от малодушия и нечувствия!
Не желаю Вам купить спокойствия и счастия ценой смерти души, окаменения сердца; но знаю и Вас прошу верить, что, пострадав немножко, Вы найдете другое умиротворение и другую радость – тихую, спокойную и непобедимо сильную, её-то и желаю Вам из глубины души!
Я надеюсь, что Вы не будете сердиться за всё, что говорю Вам, – я много над этим помучился, пока не окреп немножко.
Я рад, что книги Вам понравились: хотите другие? Прошу Вас, не извиняйтесь и не колеблитесь, когда думаете, что я могу чем-либо Вам послужить, а обращайтесь дружески и просто.
Шлю Вам привет.
Благословение Христово над Вами и любовь и забота Пречистой Его Матери!
Андрей.
20. XI. 1943
***
3. Дорогая Ляля!
Так был рад Вас видеть в хорошем виде со светлым и отдохнувшем взором. Дай Вам Бог сил и здоровья, а сами берегите Божий дар.
Плохо (поспешно) ответил на Ваш вопрос о том, как это можно, чтоб иногда колебались самые основы нашей веры, и почему это бывает. Мне кажется, что истины веры тогда только становятся непоколебимы, когда каждая из них опознана и проверена нашим собственным опытом в достаточной мере; когда вера в то или другое перестаёт быть актом доверия к Слову Божию или святым, а становится знанием, в котором участвует вся наша природа: и сердце, и ум, и воля, и даже тело.
«Вера-доверие» нужна вначале (и очень долго) как опора, «леса», среди которых растёт здание личного познания; и постепенно одна после другой разные части лесов становятся ненужными. Но пока каждая истина не вошла как собственное знание в самый наш состав – она остаётся отчасти внешней; а всё внешнее минутами кажется туманным, нереальным и сомнительным.
С этим бороться нельзя, т. к. мгновенно и искусственно внешнего не сделаешь внутренним. Надо принять это состояние как напоминание о том, что мы всё-таки, хоть отчасти, стоим вне Божественной Истины, т. е. Реальности, что под нами всё ещё нет постоянно твёрдой почвы, что всё зияет для нас бездна; и спокойно, доверчиво смиренно и с любовью продолжать вживаться в жизнь Божию, расти, доколе не достигнем полноты возраста Христова.
Храни вас Бог!
Андрей.
***
4. Вы очень меня обрадовали своим письмом: установка Ваша верна. Будьте стойки, постоянны, просты – и Бог Вас спасёт. Правильно говорили Вы, что в самый плохой момент, когда всё кажется безвыходным, Бог посылает неожиданную и радостную помощь. Помните слова Аполлодора Гностика в переложении Майкова:
Не говори, что нет спасенья
Что ты в печалях изнемог –
Чем ночь темней, тем ярче звезды,
Чем глубже скорбь, тем ближе Бог.
А другой некто говорит, что когда тонешь, надо коснуться дна для того, чтобы выплыть. Не бойтесь ни скорби, ни страданий – лишь бы они не были от эгоизма. Крепко надейтесь на Бога, Который через самого ничтожного человека или самое незаметное обстоятельство может пролить свет и тишину в Вашу душу. Глядите только зорко, чтоб по невнимательности или другой – земной – причине не упустить небесной помощи.
Я рад за Вас, что Вы не ищете сладости в духовной жизни, а самого Бога: трудитесь, терпите, не отступайте. За верность, терпение, настойчивость – в своё время Бог даст и ощутимую радость Его благодати. Но Бог Себя даст не подвигу и труду, а любви и смирению; итак, ищите Его без устали, но ждите Его благоизволения. Главное знайте, что и когда Вы не ощущаете Его близости, Он близ Вас, охраняет Вас и невидимо помогает.
Старайтесь замечать Его действия в Вас и Вашу полную зависимость от Его заботы; просите нужное и благодарите за всё; заботьтесь о том, чтобы Бог стал «близким Вашему сердцу». Я надеюсь, что всё, что пишу Вам, не рассердит Вас; но не долг ли каждого, и при том радостнейший, поддерживать друг друга на пути к Царствию Небесному?
Да благословит Вас Христос по молитвам Девы Марии, Царицы нашей и Матери, и всех святых!
Посылаю Вам выписки из «Записок» о. Александра Ельчанинова: когда будете читать, молитесь об упокоении его души – в благодарность. Вообще молитесь за людей, особенно умерших: много даст Господь любви и благодати за любовь к братии Его, за которую и пришёл Он на Землю, страдал, претерпел Крест и излил драгоценную кровь Свою.
Прощайте, с Богом!
Андрей.
***
5. Дорогая Ляля!
Не ответил Вам раньше потому, что от усталости не мог связать мыслей; боюсь, что и теперь не сумею, но хочу хотя бы несколько слов Вам написать. Меня до боли трогает Ваше доверие и Ваша откровенность, и я бы многое дал, чтобы оказаться достойным их; я о духовной жизни знаю ещё очень немного, но всё с радостью всегда буду делить с Вами.
Ваше теперешнее состояние я знаю хорошо. Будьте только покойны и тверды: колеблющееся окрепнет, нежное прояснится. Одного берегитесь: не давайте себя смущать ничем, иначе будет всё двоиться в душе: идите смело, но вглядываясь в образ Христа, Божией Матери, святых, учась из их жизни и слов. Заметите, что ошиблись, – не жалейте ни себя, ни потраченного времени и труда, выправьте ошибку, и с Богом в новый путь.
Пока Вы идёте безошибочно верно, хотя ещё довольно долго будете колебаться. Меньше на себя глядите, больше на прекрасные образы святости, начиная со Спасителя и Пречистой: всё неладное, это ведь только тени, холод, плесень – от первого луча солнечного разъяснится, отсохнет: Тот, Кто в вас, больше того, кто в мире; Он победил мир.
Нам не побеждать осталось, а вместе с Ним участвовать в победе. Терпение, время, мера, решительность и осторожность, и совет: «спасение во многом совете» – не в совете многих, а немногих или одного, но частном, вполне откровенном.
«Не унижай детского своего доверия к Богу страхом перед демонами», злом, своими недостатками… Разве не любит нас Господь? «Сердце рвётся написать, ум изнемогает писать, слёзы не дают писать, как нас много любит Господь».
Вы правы, когда говорите, что цельно, безраздельно любите Бога: это так; но сил не хватает нести эту любовь. Придут силы, но тогда ещё сильнее полюбите и ещё яснее увидите бездну своего бессилия – и это будет всегда, пока не вселится в душу Сам Господь; а тогда сил не хватит и вся уйдёшь в смирение и любовь!
Конечно, тому, кто полюбил Господа и жизнь с Ним, ничто больше не кажется нужным, особенно всякое иное знание кажется бессмысленным, но: 1) мы не всегда оказываемся способны жить «только» с Богом – это горе наше; 2) надо либо идти в пустыню, либо обеспечить себе право и возможность жить свободно духовной жизнью: Церковь знает трудников спасения, но не венчает «бездельных спасенников»; вспомните св. ап. Павла: «никому никогда не был в тягость; себя и своих сотрудников кормил своими руками»; и еп. Феофана: «не дело рассеивает и удаляет от Бога, а пустоделие и худоделие». Среди людей любовь к Богу должна выражаться любовью к «делу рук Его» и делами любви. Самоё дело научит любви, чистейшей.
Простите, милая Ляля, что пишу тяжело и сухо, но я так устал! Молюсь о Вас из глубины сердца каждый день; спаси, сохрани Вас Господь и Царица Небесная.
Преданный Вам А.
***
6. Милая Ляля!
Спасибо, что занесли записки; мне стыдно, что Вы потрудились сами их принести и жаль, что меня не было дома, когда Вы пришли. Смогли ли Вы что-нибудь прочесть? Вопрос о соотношении религии и сумасшествия действительно очень интересный и очень важный и для верующих и для психиатров; но его решение требует огромных знаний по психологии и психиатрии и ещё больший духовный опыт. Работа над этим – дело целой жизни, но разрешить его едва ли кто сможет, разве что к вечеру своей жизни.
Теперь о «спасении души». Вы правы и в том, что ставите вопрос, и в том, как его решаете. «Спасение» надо понимать в широком смысле: спасается тот, кто осуществляет цель своей жизни, т. е. претворяет «бытие» (существование в неподвижном и пассивном смысле слова), в «жизнь» (т. е. в стремительный процесс к полноте и совершенству всего, что в нём есть непорочного), и самую «жизнь» преображает в «любовь» (которая есть полнота восторжествовавшей и торжествующей жизни). Это и есть преображение и обожение, становление храмом Духа Святого, обителью Святой Троицы.
Одновременно достигается и исполнение Божией воли о человеке и его спасение и блаженство. Все эти (и другие некоторые слова) выражают разные аспекты одной и той же действительности. В зависимости от духовного писателя и его собственной настроенности преобладает тот или иной оттенок, значит, и чаще встречается то, а не другое слово: говоря о том же пути, аскеты чаще употребляют слова «спасение», «подвиг» и т. под., мистики по преимуществу – «боговселение»…
Вы правы и в том, что «между душами существует тайная связь и что, спасая свою душу (даже в самом узком смысле слова), вы спасаете других». После нашей частной жизни – частный суд; в конце времён – «страшный суд», где вновь будут судиться все, но по иному: «предстанут царства и народы со славой своей», говорит Писание.
В этом, между прочим, особенная важность молитвы за усопших. Каждый на страшном суде даст отчёт не о том только, что он сделал, а об употреблении, которое он сделал из свойств и качеств тела и души, которые он унаследовал, а значит, и о том, что он в свою очередь передал потомкам… Подумайте сами.
Я Вам очень благодарен за простое, дружеское и доверчивое отношение. Рад, что кружок пришёлся Вам по сердцу.
Спаси и сохрани Вас Господь Бог и Пречистая Дева Богородица.
А.
10. VII. 1944.
***
7. Дорогая Ольга,
Спасибо за Ваше письмо, такое неожиданное и такое ободряющее. Я с грустью думаю о том, что у вас произошло, но поскольку невозможно «задержать время», невозможно остановить его, чтобы перевести дух в настоящем моменте, почему бы не принять с радостью эти моменты тревожного ожидания, которые Господь даёт нам порой против нашей воли!
Со времени нашей встречи в Дижоне я вспоминал то, что вы говорили мне о Вашей дочери. Я рад, что неизвестный молодой священник смог так утешить Вас.
В жизни каждого человека бывают такие моменты, когда приходится пересматривать все наши отношения, когда «наши дети» становятся нашими равноправными партнёрами, когда они покидают родные берега, чтобы следовать своему внутреннему закону. Но, как говорил Анри Фоконье: «Расставанье – не беда, главное, чтобы оно не было разрывом». Вы всегда останетесь её матерью, но теперь вы мать молодой женщины, а не ребёнка.
Любите её вашей материнской любовью, но уважайте в ней зрелость – даже если она ещё так несовершенна, только зарождается, даже если она пока заблуждается и совершает ошибки. Господь уважает нашу свободу и наше безумие; Он готов идти нам на встречу, Он платит за это дорогой ценой: даже с Каином Он устанавливает таинственную связь, утверждая его право «решать» и оставляя за Собой право на его спасение; но Он не лишает его свободы…
Я не нашёл никого, кто бы мог принять Филиппа на Пасху, но постараюсь что-то устроить на август и сразу напишу Вам.
Да благословит Вас Господь остаться верной прошлому.
Сердечно Ваш,
Митрополит Антоний
январь 1977
***
8. Дорогая Ольга,
Ваше полное боли письмо ранило меня в самое сердце. Я не отвечал так долго лишь потому, что надеялся увидеть Вас в Вальбурге (я впервые участвовал во встрече Братства с тех пор как она проходила в Дижоне). А затем меня преследовали одна за другой болезни (опоясывающий лишай, инфицированная экзема и постоянная усталость, которую я никак не могу стряхнуть).
Хочу сказать, что вы всегда присутствуете в моих мыслях, и когда мысль становится молитвой, вы тоже стоите со мной перед Богом – все вы, ваши дети и муж.
Бывают моменты – и какими же долгими и тяжелыми они порой могут быть! – когда всё, что мы можем, это прочесть за себя и за других молитву Митрополита Московского Филарета: «Господи, не знаю, чего мне просить у Тебя. Ты Один ведаешь, что мне потребно. Ты любишь меня больше, нежели я умею любить себя. Дай мне зреть нужды мои, которые сокрыты от меня. Не дерзаю просить ни креста, ни утешения, только предстою перед Тобой. Сердце моё Тебе отверсто. Возлагаю всю надежду на Тебя. Ты зри нужды, которых я не знаю, зри и сотвори со мной по милости Твоей. Сокруши и подыми меня. Порази и исцели меня. Благоговею и безмолвствую перед святою Твоею волею, непостижимыми для меня Твоими судьбами. Приношу себя в жертву Тебе. Нет у меня желания, кроме желания исполнить волю Твою. Научи меня молиться, Сам во мне молись. Аминь».
Всем сердцем думаю о Вас. Пишите мне время от времени. Есть дружба, которую время не в силах ни обеднить, ни разрушить.
Митр. Антоний
1985
* Письма 7 и 8 были написаны владыкой Антонием по-французски. Перевод этих писем, как и вступительных пояснений Ольги Д., принадлежит Светлане Желдак.
Публикация Константина Сигова из сборника «Успенские чтения».
Источник — издательство “Дух і Літера”
