«Вторая волна эпидемии будет». Врач Андрей Ольшевский — о работе скорой, заболевших медиках и надежде
— Сегодня у нас совершенно замечательный гость — заместитель главного внештатного специалиста по педиатрии Московской скорой Андрей Ольшевский. Расскажите, пожалуйста, в каком режиме вы сейчас работаете? Как проходит рабочий день?
— Утром я прихожу на работу, смотрю текущую обстановку по минувшим суткам, анализирую данные, прогнозирую следующий день и ухожу уже ближе к 12 часам ночи.
— Начинаете во сколько?
— В 7:30, чтобы к 8:00 уже подготовиться, посмотреть статистику и принять определенные решения.
— Не всегда же вы так работаете, сколько месяцев уже в таком режиме?
— Вообще я люблю рано приходить на работу, чтобы можно было спокойно сесть, посмотреть цифры, выпить чашку кофе, и потом уже приступать к работе.
Но в таком режиме, как сейчас, мы работаем с середины февраля. Тогда начались мероприятия, связанные с новой коронавирусной инфекцией, стали устраивать рейды на рынках, регулярно осматривать людей из Средней Азии, проводить определенные исследования. Затем началась проверка рейсов из стран Европы.
Мы наблюдали за всеми пациентами, у которых выявилась коронавирусная инфекция на этапе прилета в московский аэропорт. И дальше проводили расследования по всей цепочке: с кем они контактировали, с кем сидели рядом, с кем находились в самолете, их родственники и так далее.
С конца марта начался всплеск заболеваемости в Москве. Соответственно, все силы мы приложили, чтобы оградить и госпитализировать этих пациентов. Потом приняли решение, что мы не всех будем эвакуировать в стационары, а лишь тяжелых пациентов с осложнением коронавирусной инфекции в виде пневмонии. Но затем и это изменилось.
Пациентов с коронавирусной инфекцией и подозрением на пневмонию бригады скорой медицинской помощи стали доставлять в амбулаторные КТ-центры, которые открылись на базе поликлиник, и там уже определяли дальнейшую тактику — либо эвакуация в стационар, либо амбулаторное лечение на дому.
— Сколько у вас выходных?
— Сейчас можно выделить один выходной в неделю. Но я все равно приезжаю на работу и смотрю, как работает Единый городской диспетчерский центр, где я также являюсь старшим врачом оперативного отдела — контролирую прием всех обращений по телефону 103 и дальнейшую маршрутизацию этих звонков.
Андрей Ольшевский на работе
— Тяжелый график работы. На чем вы держитесь, на каком-то драйве, на адреналине?
— Уже, наверное, привычка. Сначала было очень тяжело работать допоздна. Я приходил домой очень поздно, сразу ложился спать, утром вставал, бежал на работу — и так продолжалось, наверное, до середины марта.
Затем нам предоставили специальные обсерваторы, где мы можем провести свободное время, не контактируя с семьей, потому что мы все — потенциальные носители новой коронавирусной инфекции. Среди заболевших есть и сотрудники скорой медицинской помощи, их не так мало. Поэтому Департамент здравоохранения совместно с Департаментом туризма предоставил нам эти места. Обсерватор находится достаточно близко к месту работы, мне быстрее дойти до него и немного отдохнуть, отдых и работа чередуются. Один день в неделю есть для того, чтобы поспать, восстановить силы.
Я люблю жить на драйве. Скорая медицинская помощь — это, наверное, не столько профессия, сколько образ жизни.
О выборе профессии и службе 112
— Можете рассказать, как вы решили, что будете работать на скорой?
— Я даже помню этот момент, мне было 14 лет. У меня возникли проблемы со здоровьем, и мне пришлось все лето, три месяца, провести в стационаре.
— Почему так долго, какой-нибудь сложный перелом?
— Нет, сердечно-сосудистая патология — у меня была аритмия, непонятно почему. Меня вылечили, но я уже успел влюбиться в медицину и понял, что хочу стать врачом.
Хотя в процессе обучения я даже не думал, что пойду в скорую помощь. Когда пришел туда на практику, поначалу меня это как-то не затронуло. Я планировал работать в педиатрическом отделении и лечить детей. Потом, придя второй и третий раз, я подумал: «Нет, я остаюсь здесь». И остался.
Андрей Ольшевский
— В чем непосредственно состоит ваша работа на скорой? Вы ездите на вызовы или принимаете решения, кого куда везти?
— Сейчас я уже не выезжаю непосредственно к пациентам. Я принимаю решения по маршрутизации абонентов, которые обратились по каналу 103 и поступили в Единый городской диспетчерский центр от диспетчера службы 112. Решаю в реальном времени все вопросы, которые возникают на станции скорой медицинской помощи.
— В чем разница между службами 103 и 112?
— Служба 112 — это сервис, который недавно создали для специальных антитеррористических целей. Чтобы получать информацию об абоненте и передавать ее во все службы — в полицию, МЧС и в скорую медицинскую помощь.
Если вам необходимо вызвать на место происшествия — как правило, это ДТП — и скорую помощь, и сотрудника полиции, лучше звонить в службу 112, потому что диспетчер, приняв обращение, сразу рассылает информацию в обе службы. Когда возникла проблема со здоровьем, то лучше позвонить по телефону 103 и попасть в Единый городской диспетчерский центр.
В случае, когда вам требуется только медицинская помощь, а вы звоните в службу 112, звонок вместе с электронной картой вызова (что беспокоит, адрес, телефон) будет переадресован в Единый городской диспетчерский центр, где диспетчер в свою очередь будет опрашивать абонента. Если требуется дополнительное дистанционное интервью, то оно проводится врачом. Он определит, необходим ли выезд бригады, есть ли повод для вызова или можно обойтись консультацией и дать рекомендации обратиться в амбулаторное звено. Каждый должен заниматься своим делом.
О начале эпидемии в Москве и второй волне
— Вы помните, как вы впервые узнали про COVID-19? Как менялось со временем ваше отношение к этой болезни?
— Да, я помню, это было в феврале. Тогда как раз начались рейды по нашим рынкам по выявлению заболеваний у граждан из Средней Азии. Только пошла информация, что вирус уже распространился на территории Москвы. Я подумал: «Интересно, что будет дальше?» Сразу вспомнил фильм «Заражение», который смотрел в 2012 году. Сейчас, наверное, его многие уже посмотрели. Размышлял: «Как коронавирусная инфекция будет протекать у нас? Будет ли так или как-то по-другому?»
Не так много было информации из Китая. Мы только знали, исходя из данных Роспотребнадзора, что может быть небольшая температура и осложнение в виде пневмонии. Возникал вопрос, будем мы болеть в Москве или нет? Будет у нас какой-то иммунитет или нет?
Когда мы выявляли контактировавших с заболевшими на международных рейсах, одновременно обратили внимание на то, что количество больных с пневмонией, госпитализированных в Москве, растет. Обычно в среднем их было 100, 150, 200 человек в день, но потом цифры пошли вверх: 300, 350, 370, 400, 500, 600, 800 — это все начиналось в марте.
В тот период анализов на новую коронавирусную инфекцию бралось не так много — это был мазок из носа и из ротоглотки. Не у всех вирус определялся, были и некачественные анализы, делались они очень длительное время (их отправляли в Новосибирск). Количество пневмоний продолжало расти.
И тогда приняли решение априори приравнять все пневмонии к ковидной и определили два стационара, которые принимали пациентов с ней. Но среди них были и больные с обычной пневмонией, и те, у кого, по результату мазка, она уже была определена как ковидная. Этих больных становилось все больше — 800, 1000 в день, 1200.
Тогда стали освобождать стационары, которые не занимаются коронавирусной инфекцией, распределяя их пациентов по другим больницам, выписывая, кого возможно, на долечивание домой. Кроме того, решили развернуть временный госпиталь в Вороново.
Количество пневмоний продолжало расти и доходило до 3200 в сутки, такие данные мы получили в конце апреля. Где-то с середины до конца апреля было такое плато на уровне 3200 в сутки госпитализированных с тяжелой пневмонией (после КТ-центров некоторых пациентов отправляли домой, а действительно тяжелых госпитализировали).
Наверное, 7 мая количество госпитализаций начало потихоньку снижаться — 2700, 2500. На 26 мая эвакуировано 1500 больных с тяжелой осложненной пневмонией, на 200 меньше, чем неделю назад. Потихоньку число больных уменьшается.
— Эпидемия пошла на спад? ВОЗ недавно объявила, что надо ждать вторую волну. Как по-вашему?
— Вероятно, будет вторая волна после того, как все люди, сидевшие дома на самоизоляции, выйдут, начнут общаться, будут ходить друг к другу в гости. Все соскучились, запрещать им разговаривать друг с другом, наверное, аморально.
Предполагаю, что вторая волна будет, может быть, не летом, а ближе к осени. Но я думаю, что будет точно.
О жизни вне семьи и риске заразиться
— Сейчас сотрудники скорой помощи живут отдельно от семей?
— Да, тем, кто находится в близком контакте с коронавирусной инфекцией, требуется обсервация. Мне приходится часто общаться с коллегами, у которых приходят положительные результаты мазков. Двое моих коллег, с которыми я тесно общаюсь, уже переболели новой коронавирусной инфекцией. Меня как-то не зацепило. Не знаю, почему.
— На антитела вы сдавали анализ?
— Да, сдавал, у меня все отрицательное, ни M, ни G, ничего нет. Мазки у меня тоже отрицательные.
Я постоянно переживаю, раньше даже сильно волновался, были психосоматические расстройства и мнимая одышка, хотя сатурация показывала хорошее насыщение крови кислородом. Психиатр прописал мне лекарство, и со мной все уже в порядке.
— У врачей тоже бывают мнимые симптомы?
— Конечно. Мы все этому подвержены, мы живые люди, такие же, как и все. Мы также болеем.
— Просто про психосоматику врачебную не так часто услышишь.
— Возможно, кто-то не сознается.
— Выходит, что вы и работаете в каком-то нечеловеческом графике, да еще и без семей находитесь. Какой-нибудь просвет предвидится? Когда вы планируете отпуск?
— Когда у нас закончится режим повышенной готовности. И когда пройдет 14 дней со времени последнего контакта с больным коронавирусной инфекцией.
Хочется, конечно, вернуться домой и увидеть семью. Мы созваниваемся, говорим по видеосвязи, это очень помогает. Помогают все эти новые средства связи, мессенджеры, соцсети. Конечно, не передать эмоции. Хочется тактильного ощущения.
Андрей Ольшевский
— Сейчас в мировом медицинском сообществе часто обсуждают вопрос, что у врачей после пандемии будут симптомы посттравматического расстройства. Им потребуется серьезная психологическая помощь и поддержка. Когда мы обсуждали эту тему с нашими психологами, они говорили, что систему такой помощи можно придумать и организовать. Но представить себе, что врачи будут обращаться за психологической помощью, довольно сложно. А что вы об этом думаете?
— Безусловно, заставить врача ходить к психоаналитику очень сложно. Во-первых, далеко не все врачи верят в такое лечение, в то, что им смогут чем-то помочь. Многие из них как бы циники, жестко настроены. И я такой же.
У меня много друзей в ленте в Facebook, кто действительно готов предоставить такую психологическую помощь. Многим людям она нужна. Это касается также и наших врачей, тех, кто постоянно ездит на вызовы в полном обмундировании, работает в стационарах с новой коронавирусной инфекцией — у них также возникают страхи, меняется образ жизни. Безусловно, это как-то скажется на психологическом здоровье.
В этом деле должны принимать решение профессионалы. Я ничего не понимаю в психическом здоровье, но моя супруга — психоаналитик, она мне подсказывает, в каком направлении нужно идти, и также предлагает свою помощь. Если она нашим врачам потребуется, я могу информировать их, что они могут обратиться с какой-то проблемой, которая касается душевного состояния, к профессионалам. Спасибо, что они предлагают помощь, причем безвозмездно, это очень приятно. Наверное, это все-таки будет необходимо.
— Вы все время говорите «новая коронавирусная инфекция». Это термин такой?
— Она априори новая. Организм человека столкнулся с новым вирусом. Заболеть им очень просто, потому что ранее мы не имели с ним дела. Как вирус поведет себя и каковы последствия болезни, также неизвестно.
О скорых для больных с ковидом и всех остальных
— Сейчас часто говорят, что при вызове скорой помощи у ковидных больных есть приоритет перед нековидными. Если у тебя сердечный приступ, а не вирус, тебе скорую помощь придется ждать дольше. Это действительно так?
— Скорая не поменяла тактики приема вызова. На базе станции мы организовали специальные бригады инфекционной безопасности, которые в полном обмундировании приезжают к температурящим больным, к пациентам с пневмонией. Они профессионалы, они знают дальнейшую тактику. Также осматривают всех контактных, выдают, если требуется, постановление о режиме самоизоляции, устанавливают специальную программу на телефон, фотографируют всех больных и контактных.
В остальных бригадах, которые ездят на другую соматическую патологию — она никуда не исчезла — есть все средства индивидуальной защиты, если вдруг они поедут на вызов к лихорадящему больному.
В целом станция не поменяла работу и действует согласно приказу Министерства здравоохранения РФ, где вызовы делятся на неотложные и экстренные. Экстренный вызов — когда есть угроза для жизни, и неотложный, когда возникла проблема со здоровьем, но она не требует экстренного реагирования.
Когда человек звонит в Единый городской диспетчерский центр, то диспетчер его опрашивает по специальному алгоритму, задает вопросы на исключение жизнеугрожающего состояния. Если при опросе он выявляет угрозу для жизни, к этому больному направляют бригаду.
Угрозы для жизни нет? Данный вызов может быть направлен к врачу, который проведет дополнительное дистанционное интервью. Он уже определит тактику для данного больного — либо направит к нему бригаду скорой помощи, либо неотложной помощи (она приезжает в течение двух часов), либо порекомендует какие-то мероприятия — например, вызвать на дом врача из поликлиники или самостоятельно обратиться в травмпункт, если вдруг случилась какая-то травма, которая не требует выезда бригады.
И на сердечный приступ, и к пациенту с COVID-19 приедут быстро.
Если у больного с COVID-19 нет угрозы жизни — нет одышки, дыхательной недостаточности, а беспокоит просто температура, то дальнейшим шагом будет его доставка в амбулаторный КТ-центр. И, безусловно, поедут быстрее к тому, кто с одышкой.
Сейчас бригад хватает, ситуация уже нормализовалась, она вернулась в то русло, в котором была на начало февраля. У нас стабильная штатная ситуация. Ждать скорой долго не придется, мы доедем быстро. Обратиться за помощью также гораздо проще. Оператор Единого городского диспетчерского центра отвечает на ваш звонок практически мгновенно, как только вы наберете цифры 103.
Подстанция скорой помощи
— Что изменилось? Вы набрали больше сотрудников? Или просто вызовов стало меньше?
— Количество обращений в апреле было огромным, практически в три раза выросла средняя нагрузка на Единый городской диспетчерский центр. Кроме того, болели наши сотрудники, было недостаточно персонала. У нас был пик эпидемии.
Но мы оперативно набирали сотрудников из штата стоматологических поликлиник, которые прервали плановое лечение. Они помогали нам в приеме и сортировке обращений за скорой помощью.
Постепенно наши сотрудники, которые болели этой инфекцией, стали выходить на работу. Как правило, больничный лист — это приблизительно месяц лечения, потом еще наблюдение, домашний карантин.
— Всегда ли можно отменить вызов скорой помощи? Мне говорили, что если вызываешь скорую с какой-то желудочной болью, то отменить такой вызов нельзя, и даже если симптомы прошли, скорая все равно к вам приедет.
— Отменить можно, но вначале надо подумать, ради чего вызывалась скорая. Все-таки родители, наверное, испугались — с ребенком произошло что-то необычное. Они позвонили, что у ребенка болит живот. Действительно, это может быть проявление какой-то кишечной колики, что часто бывает у маленьких детей грудного возраста, когда у них заселяется микрофлора, и у детей дошкольного возраста, когда они съели что-то не то. Она может протекать и разрешаться самостоятельно, а может за этим быть какая-то хирургическая патология, которая требует внимания. Поэтому детей с болью в животе необходимо, как правило, наблюдать.
Если родители вызывают бригаду скорой помощи, безусловно, они вправе и отменить свой вызов. Но как нам узнать, что звонит именно тот человек, который вызывал? Мы спрашиваем адрес, дату рождения, когда вы вызывали — такие данные, которые мог назвать только абонент, вызывающий скорую помощь.
Отменить можно, никто не запрещает, но сотрудники скорой медицинской помощи — это не сотрудники полиции, они не выводят вас в наручниках в машину, не увозят насильно в стационар. Медицинская помощь оказывается добровольно. Если родители не подписывают добровольного согласия на медицинское вмешательство и оказание медицинской помощи ребенку, в принципе, оно не проводится. Бригада докладывает о ситуации, записывает данные в электронный журнал, который ведется вместе с приемом вызова.
Отказ от госпитализации и от осмотра, от проведения каких-то манипуляций бригадой возможен, в этом нет ничего криминального. Но также нет ничего криминального, если бригада скорой помощи осмотрит ребенка и даст свое заключение.
— Вы сказали, что если у человека повышенная температура, то приезжает бригада в защите, полностью готовая к потенциальному коронавирусу. Что делать, если, например, вас вызвали к пациенту с острым приступом хронического заболевания, а на месте или в больнице оказалось, что у человека еще и ковид, например, абсолютно бессимптомный. Получается, что приезжает скорая, не готовая для работы с коронавирусом, правильно?
— Такие случаи могут быть, возможно, они и были, но нам не разобраться на этапе этого бессимптомного течения, никак не понять. Поэтому сейчас всех заставляют носить маски и средства индивидуальной защиты. Потому что мы можем быть носителями, сами не болеть, каких-то клинических проявлений у нас не будет, но потенциально мы, все жители Москвы, являемся носителями. Поэтому нам нужно носить средства защиты, чтобы не заражать других.
— Если оказывается, что у человека какая-нибудь специфическая проблема, допустим, с почками, и плюс к этому еще коронавирус, при этом в ковидной больнице нет такого специального отделения, а везти его в больницу, чистую в отношении ковида, соответственно, невозможно, как вы маршрутизируете в таких случаях?
— Вы знаете, находится отделение, где лечат и COVID-инфекцию, и другую соматическую патологию, в том числе мочекаменную болезнь, повышенное артериальное давление, инсульты и острую сердечно-сосудистую патологию. Больные эвакуируются туда, где им смогут оказать необходимую помощь в полном объеме — пролечить коронавирусную инфекцию и соматическую патологию, с которой пациент обратился.
Также бригадой скорой помощи проводится эвакуация из стационара в стационар, если вдруг врачи выявят какую-то патологию, которую не смогут лечить в данной больнице. Поэтому помощь пациентам оказывается в полном объеме.
О детях и коронавирусе
— Что вы сейчас знаете про коронавирус у детей?
— Сразу скажу, что число вызовов скорой медицинской помощи к детям в период, когда началась самоизоляция, упало на 280%. Поступало минимальное количество заявок по сравнению со всем предыдущим временем. Ведь травмы, как правило, случаются с детьми на детских площадках, когда родители решили с ними погулять и покататься на качелях.
Что касается вызовов к детям с температурой, действительно они есть, но их не так много, как вызовов к взрослым. Если происходит осложнение течения данной инфекции, то такие пациенты эвакуируются в больницу Башляевой, это бывшая 7-я Тушинская больница. В день, как правило, 20–50 детей доставляют в стационар, и в таком же количестве выписывают. После того, как проведены все лечебные мероприятия, дети едут на долечивание домой.
— Как дети болеют коронавирусом?
— Как правило, в легкой форме. Это происходит в тех семьях, где родители больны коронавирусной инфекцией с высоким подъемом температуры. Когда родители не с субфебрильной температурой или легким кашлем, а когда у них уже выявляют очаги пневмонии на КТ. Как правило, в таких семьях болеют дети.
В большей степени дети болеют бессимптомно. Если болеет вся семья, когда все выздоравливают, сдают кровь на иммуноглобулины, и у ребенка, у которого не было никаких симптомов — ни подъема температуры, ни насморка, ни кашля, ни даже боли в горле, выявляют иммуноглобулины G. Как правило, такая ситуация типична. Осложнения у детей минимальны.
О потерях среди врачей и стрессе
— Как ваши коллеги переносят COVID? Насколько много тяжелых случаев у врачей?
— В большей степени это тяжелые случаи, потому что вокруг врачей высока концентрация этого вируса — это и контакт с больными, и общение друг с другом.
— Концентрация вируса оказывает влияние на тяжесть заболевания?
— Как показала практика, да. Чем более длительный контакт с больным, тем более тяжело протекает эта инфекция.
Кто-то болеет легче, кого-то приходится госпитализировать — как правило, это сотрудники с сопутствующей патологией либо с затяжным течением, когда врач лечится дома, но состояние его ухудшается. В таких случаях мы оказываем всем своим сотрудникам необходимую помощь, доставляем их в стационар.
— В вашем кругу есть потери от COVID?
— К сожалению, да, среди сотрудников станции скорой помощи были летальные случаи. У нас большая организация, порядка 12 тысяч сотрудников.
— Я скорее про ваш круг друзей и знакомых.
— Заболевания некоторых сотрудников Единого городского диспетчерского центра также заканчивались плачевно. Достаточно молниеносно инфекция развивалась, что-то предпринять было сложно. Врачи делали все возможное, но инфекция такая коварная, никто бы не подумал, что она так будет протекать. Действительно, осложнения нередки.
— Как я понимаю, у московской скорой бюджет на покупку средств защиты есть, а как легко вы вообще можете их купить, они есть на рынке? Что у вас происходит с обеспечением СИЗами?
— Действительно, все средства защиты у нас имеются, но их никогда не бывает много. Мы с удовольствием принимаем спонсорскую поддержку в виде респираторов, защитных костюмов, перчаток, бахил, одноразовых халатов. На подстанциях они есть в достаточном количестве. Сейчас поставки наладились. Сколько они стоят и насколько их тяжело достать и купить, я, к сожалению, вам не могу рассказать, потому что я этим не занимаюсь.
В оперативном отделе в Едином городском диспетчерском центре, где мы непосредственно не контактируем с этими больными, мы также ходим в средствах индивидуальной защиты — это перчатки и маски. Маски — понятно, потому что мы потенциально все можем являться носителями, не знать этого и заражать друг друга. Это очень хорошее средство защиты.
Я буду рад, если каждый человек будет носить маску правильно, надевать на нос и на рот, а не носить где-то на подбородке.
Таким образом мы будем защищать друг друга. Вирус очень хорошо передается при разговоре, при дыхании, при громкой речи.
— Как правильно носить перчатки? Кто-то из врачей писал, что перчатки должны быть строго одноразовые, если ты доехал куда-то, то дальше их надо менять.
— Перчатки также можно обработать дезинфицирующим средством, как мы обрабатываем кожу. Алгоритм такой: сначала мы моем руки с мылом, обрабатываем каким-нибудь антисептиком, надеваем резиновые перчатки. Дальше — кто сколько уже в них продержится — я как-то проходил весь день, не заметил. Но потом, конечно, кожа рук на ощупь интересная становится.
С одной стороны, носить их в общественном транспорте — это грамотное решение, но длительно в них находиться, работать достаточно неприятно. Поэтому у нас стоят в достаточном количестве антисептики, каждый сотрудник обрабатывает руки, протирает свое рабочее место. Нас спасают антисептики и мытье рук. Но без маски мы бы не смогли обойтись. Маска — это очень хорошее средство защиты, она помогает не распространять вирусы на других.
— Что самое сложное сейчас для врачей скорой? Что больше всего их угнетает?
— Наверное, все-таки боязнь заболеть, какой-то страх остается. Временно он проходит, затихает, а потом как-то, оп! — еще сотрудник заболел, а ты думаешь, что ты с ним контактировал. Некоторые коллеги пишут: «Вот заболел наш сотрудник, а я с ним контактировал, разговаривал». Я говорю: «Ты же в маске был?» — «Да». Уже какой-то шанс не подхватить друг от друга эту инфекцию есть, но все же определенная тревога сохраняется.
Андрей Ольшевский
Мы благодарны спонсорам, предпринимателям, волонтерам, всем неравнодушным людям, которые поставляют на станцию скорой медицинской помощи горячее питание. Это поддерживает психологически и помогает получить энергию врачу. Сытый врач — добрый врач.
— Меня всегда очень интересовало, как можно отблагодарить врача скорой помощи, который приезжает?
— Наверное, приветливое и теплое общение, внимание к врачу во время визита — это самая большая благодарность. Также можно оставить устную благодарность, позвонив нам, либо прислать письменную, если действительно врач вам понравился. Такие благодарности складывают в личное дело, и врача поощряют уже денежно, на усмотрение станции.
Отблагодарить бригаду скорой помощи можно, не зная номера бригады, фамилии врача и всего остального. У нас есть все сведения о вас. Мы знаем, где и когда бригада была на каком вызове, у какого пациента, в какой час. Вы можете написать обращение в правительство Москвы на официальном сайте mos.ru, его переадресуют на службу скорой медицинской помощи, такая благодарность найдет своего врача. Мы уже разберемся, какой врач какой бригады находился на вашем вызове.
О том, почему скорые не приезжали
— У вас в Facebook написано, что все вопросы по неприезду скорой помощи можно задавать вам напрямую. Много ли людей вам написало за время эпидемии о том, что скорая помощь не приехала, и с чем это было связано?
— Да, ко мне обращались индивидуально, и я такие сообщения разбирал. Это, как правило, случаи, когда выезд бригады скорой медицинской помощи не требовался.
В основном это пациенты с температурой 37,50, которые, видя все то, что происходит вокруг, как поменялась жизнь, как люди болеют коронавирусом — боятся за свое здоровье. И я их понимаю.
Как правило, в таком случае мы рекомендуем обратиться в амбулаторное звено, вызвать врача из поликлиники. Они могут гораздо больше времени посвятить таким пациентам, чем скорая. Бригада скорой помощи также приедет, осмотрит, но потом порекомендует обратиться к врачу поликлиники, вызвать его на дом для определения тактики дальнейшего лечения и наблюдаться непосредственно в амбулаторном звене.
Случаев с какими-то другими патологиями, где нужна была экстренная помощь и она не была оказана, я не встречал.
— Я правильно понимаю, что в Московской области ситуация со временем доезда скорой была намного сложнее?
— Исходя из общения с коллегами, которые работают в Московской области, я видел, что область отставала от Москвы на две недели. Если у нас уже готовились амбулаторные КТ-центры для дальнейшей маршрутизации, то они еще, как правило, таких пациентов доставляли прямо в стационары. Стационары быстро заполнились. Стало некуда класть новых больных, некуда везти пациентов. После этого были развернуты дополнительные койки в «Крокус Экспо» на территории Московской области.
Вы, наверное, также смотрите оперативные новости штаба по COVID города Москвы. Я считаю, что статистика там приближена к тем реальным цифрам, которые мы получаем. На моей странице в Facebook я веду график количества осложненных и госпитализированных пневмоний в Москве, он правдивый, из источников станции скорой медицинской помощи.
Но когда смотришь цифры по регионам, иногда сомнения возникают. Например, Краснодарский край — цифры приблизительно одинаковые: 98, 97, 98. На них посмотришь и думаешь: у вас ограниченное количество взятия биоматериала, 100 пробирок и все, больше не можете? Я не могу утверждать, что они что-то скрывают. Возможно, в статистику идут цифры, отражающие число больных, у которых действительно выявилась коронавирусная инфекция. Но сколько не выявлено, мы не знаем.
Сначала большой очаг коронавируса был в Москве, потом он распространился на другие регионы России, где особо, наверное, даже не думали об этой инфекции, не предполагали, что она их затронет и какие будут осложнения. Никто не знал, насколько бурно она будет протекать, сколько будет летальных случаев от ее осложнений.
Сейчас ситуация в Москве уже стабилизируется, число вновь выявленных больных уменьшается, а число выздоровлений растет. В регионах пока говорить о стабилизации нельзя, там либо начинается, либо уже идет период активного распространения инфекции.
О фильме «Аритмия» и стандартах работы
— Вы смотрели фильм «Аритмия»? Насколько правдиво он отражает реалии работы скорой помощи?
— Так у нас было, когда я пришел работать на станцию скорой помощи, это было в 2003 году.
Если говорить о том, как ведет себя врач, герой этого фильма, то, конечно, профессионалы вести себя так на вызовах не должны. Там, действительно, показана жизнь, сотрудники скорой тоже люди.
Но я бы не хотел, чтобы ситуация со скорой помощью была такой, как там описана. Хотел бы, чтобы все было более профессионально, грамотно спланировано. Фильм мне понравился, он интересный, хороший, жизненный. Я даже супруге сказал: «Ты знаешь, у нас действительно так было».
— Одна из главных проблем сотрудников скорой в этом фильме — что есть 15 минут или сколько-то на визит к пациенту, и если времени уходит больше, то все, труба, штраф. Есть ли такая норма?
— Бригада на вызове проводит столько времени, сколько необходимо. В приказе Минздрава есть время доезда. На экстренный вызов оно должно составлять максимум 20 минут. Мы ушли от этого времени, мы не работаем по доезду, мы работаем по ближайшей бригаде к месту вызова — это может быть и 6 минут, и 10 минут, и какое-то другое время. Этот период доезда за 20 минут как-то нас миновал, мы направляем ближайшую бригаду. Время может быть, конечно, разное, но в 20-минутный режим мы укладываемся всегда.
— Бывает ли так, например, что бригада у какого-то больного задерживается, и получается, что на очередной вызов ехать некому?
— В тот период, когда было большое количество обращений, действительно какая-то часть вызовов стояла, но все эти вызовы были без угрозы жизни. Когда появлялся вызов в экстренной форме, находились бригады, которые непосредственно на него выезжали. Но та часть пациентов, где не было угрозы жизни, ждали достаточно длительное время, не 20 минут.
При нормальном течении нашей работы, когда все в порядке (например, сейчас такое время), мы и на экстренный, и на неотложный вызов приезжаем быстро, потому что мы работаем по доступности ближайшей бригады к месту вызова.
— В середине апреля мэр Москвы Сергей Собянин говорил, что все медицинские ресурсы работают на пределе, и в том числе больницы, которые заполнены фактически под завязку. Что поменялось с того времени?
— Минимум в два раза уменьшилось количество обращений за скорой медицинской помощью. Если в апреле мы получали порядка 28–29 тысяч обращений в сутки, то сейчас это число приближается к норме — 14–15 тысяч, недавно даже 12 тысяч было. Это вполне приемлемо, это обычный режим работы Московской станции скорой медицинской помощи.
Количество госпитализаций уменьшилось, нагрузка на стационары тоже. И число выписанных пациентов из стационаров увеличилось, что также их разгрузило.
Пик действительно был в апреле, он длился около двух недель, нагрузка действительно была максимальной как на службу скорой медицинской помощи, так и на стационары. Но сейчас ситуация уже лучше, пик, к счастью, пройден, и все приходит в норму. Хотя страх остается, и инфекция пока никуда не делась.
О детях, которые вызывают скорую
— Довольно часто можно увидеть ролики, где какие-нибудь американские дети вызывают службу 911 и на другой стороне линии сотрудник 911 подсказывает, объясняет, как быть, говорит: «Ты только, деточка, не бойся, сейчас мы приедем». Может в России ребенок сам вызвать родителям скорую помощь, если вдруг какая-нибудь беда случилась? Есть ли гарантия, что на той стороне провода не скажут: «Мальчик, не балуйся, отдай телефон папе?» Если звонит детский голос, что делает диспетчер?
— Безусловно, мы спрашиваем: «Что случилось?» Это первый вопрос диспетчера, с кем бы он ни говорил — это может быть и ребенок, и взрослый, кто угодно. Нам важно выяснить, что произошло, что требуется, нужна ли скорая медицинская помощь.
Если ребенок говорит, что с кем-то произошла беда, что-то случилось, мы выясняем у него, что произошло, где? Если на улице, объясняем, как посмотреть номер дома, название улицы. Предлагаем спросить у прохожего, кому-то передать трубку, может быть, взрослому. Нам важно помочь ему сориентироваться в ситуации и направить бригаду скорой медицинской помощи туда, куда нужно.
Мы все помним историю, когда в Карелии на Сямозере произошла трагедия, ребенок пытался вызвать скорую медицинскую помощь, и чем это кончилось. Мы не работаем так, мы принимаем вызовы, если в этом есть необходимость.
Но бывает, что дети просто балуются. Звонит ребенок и со смехом спрашивает: «Сколько времени?»
Такие звонки случаются. Мы не проводим никаких воспитательных бесед, мы пытаемся объяснить: вы звоните в скорую помощь, здесь оказывают медицинскую помощь, пожалуйста, не балуйтесь. Как правило, с такими случаями разбираюсь уже я, могу связаться с родителями, объяснить ситуацию, чтобы они как-то повлияли на своего ребенка.
— Если, к примеру, маленький ребенок был один дома с мамой и что-то произошло, он позвонит и скажет: «Мама упала», и не сможет назвать свой адрес, что будет делать диспетчер? Нет ли у вас какого-то механизма, чтобы определить геолокацию?
— Пока у нас нет функции определения местонахождения. К тому же, уточнив геолокацию, мы не определим номер подъезда, квартиры и так далее, все равно нам это будет неизвестно. Потому что геолокация показывает точку, которая не всегда верно позиционируется.
Мы спрашиваем ребенка: что произошло? Почему он звонит в службу скорой медицинской помощи? Что с родителями? Могут ли они взять трубку? Они спят? Долго спят? Такие звонки бывают, когда дети вызывают своим родителям скорую на гликемическую кому, если они страдают сахарным диабетом. Но, как правило, такие родители заранее обучают своих детей, что делать в этих случаях, как позвонить в скорую помощь, что сказать диспетчеру.
Первое: надо сказать, что случилось — родитель без сознания, и назвать свой адрес. Номер телефона у нас определяется автоматически. Нам необходимо узнать адрес, куда направлять бригаду, где искать больного. Также необходим код домофона, чтобы быстро войти в подъезд, не тратить время на подъем трубки домофона и открывание двери кнопкой, а без промедления подняться на нужный этаж и зайти в квартиру.
— Это абсолютно невозможно для маленького ребенка. Хочется высказать пожелание, чтобы сразу несколько чрезвычайных служб собрались на обсуждение этого вопроса и решили, как можно оптимизировать эту ситуацию. Чтобы родители четко знали, чему на всякий случай надо научить детей, какую информацию им дать и что дети в таких случаях должны делать.
— Действительно это важный вопрос, как работать с детьми и как помочь ребенку объяснить, куда в случае происшествия направить бригаду.
— А теперь для взрослых: напомните, пожалуйста, условия, при которых надо звонить именно в скорую помощь.
— Вы можете обратиться к нам с любым вопросом, мы также и консультируем. Я не хочу отговаривать людей от обращения в скорую помощь.
Если у вас действительно случилась беда, звоните нам, мы всегда готовы помочь. Если у вас появился какой-то вопрос в отношении своего здоровья, может быть, вы не знаете, как принимать назначенные лекарства, либо вы потеряли рецепт от врача с выписанной вам дозировкой, то вы также можете обратиться к нам. Наш врач вас проконсультирует с удовольствием, даст какие-то рекомендации, поможет решить вашу проблему.
— Вы не боитесь, что вам позвонят просто все?
— Мы прошли этот период в апреле месяце, мы уже подготовились, поэтому мы будем рады помочь, потому что сейчас уже имеем такие возможности. Но тогда, когда вся Москва звонила во все инстанции — в Роспотребнадзор, в штаб COVID, в поликлиники, в службу скорой медицинской помощи, конечно, линии не выдерживали.
Мы не всем могли оказать экстренную помощь, потому что к нам звонили за справкой (справка — это информация по тактике) — это была не наша задача. В тот период главной нашей задачей было спасти жизни. Диспетчеры отвечали: «Пожалуйста, за этой информацией обращайтесь по другому номеру телефона. Вам придется подождать более длительно, но специалист ответит на все ваши вопросы. Дайте нам заниматься своим делом — мы должны непосредственно выезжать и помогать людям в беде».
— Спасибо вам огромное, хочется пожелать вам здоровья и как можно более скорого дембеля, отпуска, воссоединения с семьей и отдыха.
— Да, прекращения всей этой ситуации, появления лекарства, которое будет помогать в борьбе с этой инфекцией. Здоровья всем! Носите маску, предотвращайте цепочку заражения.
