Вот спрашивают: трудно ли быть мужчиной?
Отвечаем: легко.
Известная всем и каждому картина: шестого-седьмого вереницы мужчин методично опустошают магазины, скупая сезонный товар – духи, разделочные доски, невероятную и в обычном быту непредставимую посуду типа какой-нибудь кокотницы и невероятные и в обычном быту бесполезные сувениры типа консервного ключа в виде Эйфелевой башни, а восьмого – те же вереницы, уже остро чающие движения, так сказать, воды и как начала, так и продолжения банкета, выстраиваются в очередь к машинам, с которых идет бойкая торговля мимозами-гвоздиками, — картина сия стала в нашем российском сознании тем, что Юнг называл словом «архетип».
Архетипом в церковной нашей среде стала и иная картина: ежегодно какой-нибудь строгий и благоутробный батюшка, воздев перст горе, сурово обличает, с амвона ли, с телеэкрана, со страниц церковной прессы, нечестивый международный женский день (такое количество нареканий, кроме Восьмого марта, собирают на свою главу только Хэллоуин – этот-то поделом, он и в самом деле отвратный — и День святого Валентина, знамение пререкаемое), а за ним и не менее суровые приходские активистки, начитавшиеся небезызвестных брошюр, поджав губы и потуже затянув узлы черных косынок, предают анафеме Клару Цеткин, Розу Люксембург, злокозненный иудейский праздник Пурим, масонов и какой там по счету революционный интернационал, — дескать, сегодня он играет джаз, а завтра родину продаст, сегодня празднует восьмое марта- а завтра продаст Святую Русь мировой закулисе, — ну, об этом нам не петь и глаголати.
Рискуя собрать некоторое количество горящих угольев на свою главу, дерзну задаться вопросом: у нас с вами, обычных христиан, которые боятся не мировой закулисы, а Бога, любят Бога – и боятся оскорбить Его своими грехами, отпасть от Бога и от Церкви через эти грехи, — есть ли у нас весомая причина НЕ праздновать восьмое марта?
Есть.
Во-первых, этот день, выпадает, как правило, на Великий пост, в этом году – на первую его седмицу. И само собой, для христианина альтернативы: идти ли в этот день на шумный пьяный корпоратив, чтобы не выглядеть белой вороной, или идти в храм, где во время чтения Великого покаянного канона Андрея Критского с душой молящегося — а не просто присутствующего ради соблюдения обычая! – человека ПРОИСХОДЯТ реальные важные перемены, — нет. Конечно, невольник не богомольник, каждый волен выбирать сам, и сии слова – вовсе не приказ и не назидание, но просто констатация факта.
Во-вторых – и это второе соображение более туманное и мною, признаюсь, не додуманное, хотя и животрепещущее…
Для досужего раздумывателя, наблюдающего современную жизнь и самого живущего в ее гуще, вполне очевидно, что традиции празднования восьмого марта стоят в некоем печальном ряду явлений, относимых к всеобщей, так скажем, феминизации окружающего мира (недавно Дмитрий Соколов-Митрич опубликовал во «Взгляде» ряд нашумевших статей на эту тему, в одной из которых остроумно и горько живописал, как мужчина, теснимый из жизненного пространства, вынужден укрываться от женской цивилизации… в туалете).
Разговор обо всем этом – отдельный, большой, болезненный и очень неоднозначный, наблюдения над сим вопросом и аргументы можно черпать семо и овамо, — но скажу одно: во всех болезненных гендерных проблемах современного общества виноваты, в конечном счете, мы, мужчины. Святые говорили: «Адамово семя пострадало от врага наиболее» — и это чистая правда, и женщина может горделиво – но ведь и горько — сказать о себе: «Я и лошадь я и бык, я и баба и мужик» только в том случае, если рядом с ней нет мужчины, который несет крест своего данного от Бога мужского предназначения…
Словом, поводов для того, чтобы подумать над празднованием восьмого марта, немало.
Однако я пишу не статью нравственно-дидактического характера, я просто размышляю сам от себя, это — ИМХО, как говорят в блогосфере…Поэтому читающий вправе спросить: а ты-то сам, батюшка, что делаешь в день восьмого марта?
Отвечаю: я незамысловато и ничтоже сумняшеся считаю, что сделать что-то приятное для женщины – дело хорошее. И восьмого марта, в перерыве между длинными великопостными службами, приношу близким мне женщинам букетик цветов, чаще всего – тюльпанов, местных минусинских, их продают прямо из горшочков, отрезая от луковицы. И почитаю если уж не прямо душеспасительным, то просто приятным делом проделывать сие не только восьмого марта, но и в иные дни года, — в мае принести ветку цветущей сирени, летом – пионов или каких-нибудь ромашек, а в августе-сентябре — мохнатых астр или иных осенних цветов, на которые богата сибирская осень….
Просто так. От души. Почему бы и нет, верно?
ВОСЬМОЕ МАРТА
два советских христианина
в пятидесятых пили
на коммунальной кухне
один отвековавший
пятнадцать по пятьдесят восьмой
плакал
бил себя кулаком в доходяжий киль
беззубые терракотовые десны обнажал в плаче:
«каюсь я грешен!
я не вынес –
я увидел окурочек с красной помадой
и рванулся из строя к нему»
другой строгий
папиросиной в совесть его тыкал:
«эх ты брате
среди нас был ты якоже един от древлих
и что ныне
нет чтоб в сигор угонзать
ведь пост обретенье главы
а ты купился на титьку
мировой закулисы
злой плясуньи весны
на вражий праздник эсфири
вавилонского интернационала
кто же!! если не мы поборет
молитвою и постом царство пожравшего ны зверя
время сам видишь
ныне последнее»
светлокипенная же титька расплылась покоилась молчала
терпеливо вековечно смиренно всем соском взирала
в распахнутое небушко
ждала пока эти двое достигнут
возраста мужа совершенна:
возраста младенцев и ссущих
возносящих хвалу
Читайте также:
