О том, как рисунок помогает отвлечься от работы, о пациентах госпиталя и «красной зоне» Руслан рассказал в интервью «Правмиру».
Руслан Меллин
— Помню свой первый день работы в ковидарии: очень тяжело, не был готов к такой нагрузке. Я отвечал за прием и транспортировку больных, был в санпропускнике врачом-терапевтом приемного отделения. Мы решали, кого направить в терапию, кого в реанимацию. Только за первые два часа работы приняли около 50 пациентов.
Пациенты были разные. Были те, кто хотел, чтобы его приняли первым — в основном молодые, которые пытались вперед пенсионеров попасть на осмотр.
Часто звонили их родственники с угрозами, говорили, что мы никого не лечим, врач не подходит к пациентам, они будут жаловаться и всех нас уволят. Я им объяснял, что пациенты получают лечение, что это неправда. У нас заведующая и лечащий врач два раза в день делали обходы.
Единственный телефонный номер ковидария, который был известен всем жителям, находился у нас, в санпропускнике, и мне приходилось отвечать на все эти звонки. Но у нас есть правило: пациентов и родственников надо выслушать, и трубку класть первым нельзя.
Я стал рисовать, чтобы оставить о них память
Были смерти от COVID-19. Пожилые пациенты боялись коронавируса. Я старался их подбадривать, говорил, что отсюда выйдут в любом случае, что никто не умирает, выживают все.
Я и раньше сталкивался со смертью, нас к этому готовили еще на студенческой практике в больнице. И даже помню, врач заставил нас присутствовать на консультации, когда он говорил больным с онкологией, что им осталось жить месяц-два. Это был первый мой стресс.
Я сидел и слушал его слова: «Через два месяца вы умрете, шансов выжить у вас нет».
А здесь мне было очень жаль стариков из пансионатов, они поступали к нам на протяжении 3-4 дней, раздетые, неухоженные. Почти все — неходячие, на каталках. У кого ног нет, у кого рук, кто-то из-за патологии не мог говорить. С собой у них был только пакет памперсов, и ничего больше.
Мне было их очень жаль, и я решил, что буду рисовать этих пациентов, чтобы оставить хотя бы такую память о них.
Помню дедушку без ног, которого принимал 3 сентября, и потом нарисовал его. Когда его выписывали, я как раз уходил домой. Хотел поговорить, просто пообщаться с ним, а он не слышал меня, не понимал, что я с ним разговариваю. Вот эта картинка — старик без ног сидит в памперсах.
Сына-первоклассника я видел из окна
Очень тяжело было целый день находиться в перчатках, в резиновом костюме. На второй день начиналась экзема. На третий день я заболел, сопли из носа текли прямо в маску. Приходилось терпеть. Коллег можно было различить только по глазам. Но это трудно, особенно если человека на смене видишь в первый раз. Поэтому клеили наклейки на костюмы, на которых было написано, например, «врач Андрей» или «медсестра Наталья».
Смертность в нашем отделении низкая, я думаю, это благодаря взаимовыручке. В нашей бригаде 15 врачей, все помогали друг другу. Старший врач Ирина Николаевна Кушнир не давала никому впасть в уныние, помогала всегда. Если был аврал, сама приходила и помогала оформлять пациентов.
Заразиться ковидом я не боюсь, потому что у меня нет сопутствующих патологий, я молодой здоровый человек. Но мне страшно находиться на лечении в закрытом ковидарии. Я хочу в открытый мир, где все свободно ходят и гуляют.
Сейчас я нахожусь на изоляции в санатории. Если анализ на COVID-19 будет отрицательный, то меня могут отпустить домой пораньше, и положенные две недели досижу дома.
Семью в санатории я не вижу, меня здесь изолировали. Все 17 дней работы я не общался с родными лично, только по телефону. Попросил только, чтобы сына привезли 1 сентября, я ему помахал в окошко. Он в этом году пошел в первый класс, а я пропустил такое событие.
Как рисование помогало от стресса
Технику рисунка чернилами я впервые попробовал только в ковидарии. За счет рисунков, погружения в творческую работу, получалось отходить от стресса быстрее. После дежурства у нас было свободное время, и большинство врачей тратили его на соцсети в гаджетах. Я не любитель там сидеть. Взял с собой чернила, перья, думаю, освою эту технику, может, получится. Я рисовал для себя. Чтобы лет через 20, когда буду пенсионером, открыть, посмотреть, вспомнить.
У меня здесь только красные и черные чернила. Сначала красным я совсем не хотел пользоваться, он мне не нравится. Но на одной картинке пришлось взять красные, потому что я хотел показать две стороны: медицину катастроф, которая также занимается транспортировкой больных, и тех, кто принимает пациентов, реаниматологов. В красной машине находится наш врач, он занимается осмотром тяжелого больного и выполнен черным цветом.
Это этюды – быстрые рисунки, их нельзя назвать картинами. Но они закончены, их не надо дорисовывать. При этом я очень люблю прорисовку и все время борюсь с собой: внутренний голос говорит, что не надо, а руки хотят передать все максимально точно. И это убивает картину, она не должна быть прорисована до конца.
Знание анатомии и челюстно-лицевой хирургии мне хорошо помогает в изображении лиц. Действительно, нарисовать ухо, завиток, нос, хрящи, большую, малую, жевательные мышцы я могу по памяти.
Как любому художнику, мне хочется участвовать в выставках, чтобы мои картины видели, обсуждали. Но, к сожалению, мне отказывают в этом, возможно, именно потому, что я не профессиональный художник.
Еще я занимаюсь любительским хоккеем, чтобы отвлечься от работы, и сына отдал тоже в хоккей. Спорт и рисование приносят удовольствие, у меня нет цели заработать на этом. Но иногда могу нарисовать и на заказ.
Думаю, в ковидарий я еще вернусь. Некоторые мои коллеги были там уже по три раза. Перерыв между дежурствами должен быть около месяца, главное, чтобы ты заходил здоровым и не заразил своих коллег. Поэтому в следующий раз могу пойти туда примерно в ноябре.
