Созидающий, глашатай, учитель…

С Саввой Васильевичем в течение нескольких лет я общалась по работе — периодически приходилось подменять редактора, который записывал авторскую радиопрограмму Ямщикова. Я нередко опаздывала на записи, а знаменитый реставратор по-доброму ворчал, открывая мне двери квартиры или с трудом вставая из кресла у себя в мастерской. Он тяжело шел до стола, на который я выставляла аппаратуру, садился и начинал говорить — легко, бодро, честно.

Основной цикл программ назывался «Созидающие» — Савва Васильевич рассказывал о тех людях, которых он считал настоящими создателями и хранителями истинных ценностей культуры, и фамилии большинства из которых мы с вами, не специалисты, можем даже и не знать. Он беседовал с теми, кто жив, и вспоминал тех, кого уже нет. Это были те незаметные труженики, благодаря которым сохраняется древнее, подлинное. Иногда он рассказывал о своей жизни — прогулки, поездки и беседы об искусстве, о жизни, о вере с друзьями и знакомыми, многие из которых — выдающиеся люди; сами эти люди и их подвижный и ищущий правды внутренний мир; работа — все больше любимый Псков. Мне с моим жизненным опытом и знаниями далеко не все было понятно, но передо мной открывался другая вселенная — удивительная, прекрасная и, к сожалению, нуждающаяся в защите.

Ямщиков не стеснялся в высказываниях — если он считал кого-то подлецом, он говорил об этом прямо, независимо от того, высокопоставленный ли это чиновник, обвешанный регалиями и избалованный похвалой деятель культуры… Однажды прямо во время записи нецензурно выругался. Пришлось «запикивать» — в редакции понимали: ему простительно, он на передовой, не выдержал. Он вел войну с синтетическим миром, который строится на великой культуре, с поддельными ценностями, которые, как сорняки, выживают правду и порядочность. И это было не напускное, это была давящая, постоянная боль. Савва Васильевич спрашивал: «Я не могу понять, когда все это кончится?!», имея в виду то, что в билбордах принято сегодня публиковать в разделе «Культура».

Лекарством от этой боли для него были незаметные для большинства события — где-то восстановили памятник, открылась выставка забытого художника, вышла хорошая книга… И многие из этих маленьких достижений, прорывавшихся в пространство «показухи», как говорил он о том, что предлагается массам, были бы невозможны без него. А потом он возвращался в реальность и вздыхал: «А что здесь? Это даже не как под холодный душ попасть, это, вот золотарь проезжал мимо, колесо у него провалилось и на тебя вылилось».

Да, можно не смотреть телевизор, можно не читать желтую прессу, можно не интересоваться самыми посещаемыми выставками и не замечать, с позволения сказать, литературных бестселлеров. И сохранять спокойствие. Но Ямщиков так не мог. Он не мог терпеть безграмотность и бездарность. И у него болела душа оттого, что он видел, как нежелание знать, непрофессионализм и просто глупость губят, уничтожают все рядом с собой.

Большинство из тех, кто созидает, тихо трудится на своем месте и не умеет вести войны. Наверное, это правильно, но обязательно должен быть и тот, кто будет говорить, говорить, говорить… Кричать на каждом углу, чтобы услышали даже глухие, чтобы проснулись, оглянулись и увидели, сколько вокруг пустоты. Савва Васильевич был одновременно и созидающим, и таким глашатаем.

Теперь его голос будет звучать в книгах — альбомах по искусству, записках реставратора, с любовью написанной книге об архимандрите Алипии (Воронове), который был для Саввы Ямщикова больше чем духовным отцом, а относился к нему как к родному сыну, сборника «Созидающие», и последних книг с призывным названием «Давайте одумаемся!»

А тогда, несколько лет назад, он говорил, шла запись, иногда я отвлекалась на технику и не слушала его слов, но я всегда чувствовала их энергию — не должно быть пустоты и грязи, не должно! Надо стремиться, надо работать.

Потом передачу сняли с эфира. Прошло много месяцев, и в октябре Савва Васильевич отмечал свой юбилей. Я полдня не решалась позвонить — все-таки его сегодня поздравлял сам Президент России, а тут какая-то девочка-журналисточка. Наконец, набрала номер:

­- Савва Васильевич, здравствуйте! Это Саша Оболонкова, я Вас поздравить хотела, здоровья пожелать, спасибо Вам сказать, — в уме я уже почти сложила в полноценные фразы свои мысли о том, чему он меня научил, что именно благодаря общению с ним у меня сложился определенный взгляд на мир…

— Спасибо, Саша-двоечница. «Хвост»-то отрубила? — он не дал мне сказать, сразу вспомнив о том, что я учусь на заочном в Литинституте, и у меня несколько лет «висит хвост».

— Нууу, нет…

— Ты сдай, сдай! Обещаешь?

— Обещаю, Савва Васильевич…

Ему не нужно было много шаблонных слов и пафоса. А в этом тексте всего этого, наверное, предостаточно. На самом деле, я хотела сказать только одно:

— Савва Васильевич, я сдала хвост.

Вечная память.