Публицист Борис Клин в статье «Тень Победы» делится взглядом на потею исторической памяти и приглашает к дискуссии о том, как хранить память об истории.
Тень Победы
В Ржеве 11 марта возбудили уголовное дело в связи по факту надругательства над мемориалом советским воинам, погибшим в борьбе с фашизмом. Трое жителей Ржева в возрасте от 18 до 20 лет прыгали на надгробных плитах с именами павших на могиле Неизвестного солдата. При этом они, сняв штаны, демонстрировали нижнее белье. Видео они разместили в Интернете.
В январе 2008 году в Кольчугино Владимирской области четверо преступников, среди которых был один несовершеннолетний, пьянствовали у Вечного огня. Проходивший мимо мужчина сделал им замечание, в ответ те напали на него и стали избивать, а потом сожгли – прямо в жерле Вечного огня.
За последние годы чего только уже не проделывали с Вечным огнем – и мочились в него, и яичницу жарили…
Поэтому имеет смысл говорить не об отдельных преступлениях, а о тенденции – мемориалы павшим в годы Великой отечественной войны перестают быть сакральным, святым местом. И не только для шпаны. Общество к этим кощунствам относится, в общем-то, безразлично. Прошелестела новость, и забыли. Мало ли других бед случается…
А ведь эти преступления свидетельствуют – память о Великой войне уходит. Да-да, уходит, несмотря на масштабные празднования 9 мая и юбилеев отдельных сражений. И проблема эта многослойная – ее не решить указом об усилении воспитательной работе или ужесточением уголовной ответственности. Не уверен, что ситуацию можно изменить, приняв какую-нибудь очередную многомиллионную федеральную целевую программу.
Несколько лет назад я приехал в Ржев. Там открылось кладбище немецко-фашистских оккупантов. Торжественно, с возложением венков от представителей посольства и однополчан. Тогда чиновники говорили то о примирении и гуманизме, то о соглашении между Россией и Германией, согласно которому воинские кладбища советских солдат поддерживались в надлежащем порядке в обмен на согласие нашей страны на открытие подобных некрополей в России. И они появились, и не только в Ржеве, где погиб почти миллион наших солдат и офицеров, но и в других местах.
Какое впечатление мемориалы оккупантам должны производить на подростков? Но дело не только в этом впечатлении. Сам по себе такой подход к военным мемориалам «баш на баш» не может быть приемлем, поскольку уравнивает агрессоров, подонков, палачей и тех, кто от них защищался, их жертв. Если потомкам гитлеровских оккупантов так дорога память своих предков, пусть выкапывают их кости, и отправляют к себе в «фатерлянд», и там отдают им воинские почести, если считают, что те таковых заслуживают.
Любовь современных немцев к гробам тех, кто нашел погибель в России, вынуждает задаться вопросом – а действительно ли была успешной денацификация Германии? Может, все их покаяние лишь осознание того факта, что «бодливой корове», развязавшей две Мировые войны Бог просто «рогов» пока не дает?
Вот стоит в подмосковном городке, где живет моя семья памятник советским солдатам. Идем мимо, дети спрашивают: «Почему солдат стоит?». Ответ простой – была война, на нашу страну напали враги, солдаты защищали, и вот, чтобы помнили о них стоит памятник. А теперь, представьте, что вы идете мимо мемориала немецко-фашистким оккупантам. Что будете детям говорить? Когда я задавал его жителям Ржева, то чувствовал некоторое смущение. Потому что нет ответа на этот вопрос. Я абсолютно убежден, что есть огромная разница между примирением и забвением.
Монументы нашим воинам стоят в Европе не по праву сильного, которому улыбнулось изменчивое военное счастье. «Не в силе Бог, а в правде» — вот почему они там стоят и должны стоять. Что, разумеется, не отменяет необходимости, наконец, достойно захоронить прах наших воинов в России. И наказать тех, кто допустил в 90-е позорное разрушение памятников и массовое отключение Вечного огня у множества монументов за неуплату стоимости газа. Выявить, назвать публично, и если нет юридической возможности отдать под суд, то хотя бы изгнать с государственной службы, из государственных и муниципальных предприятий.
Но это лишь первый, верхний слой. Чиновничья глупость всегда на виду, хотя ликвидация ее последствий дело хлопотное.
Есть проблемы куда более сложные, и тут не обойтись пусть важными, но все-таки техническими решениями.
Что нам делать с реабилитацией нацистских пособников? И не только в прибалтийских государствах и на Украине. И до войны, и во время Великой отечественной РПЦЗ поддерживала Гитлера. Митрополит Анастасий писал о пасхальной радости в связи с освобождением «германским мечом Киева, Минска, Смоленска». РПЦЗ молилась за победу Гитлера. И от своих взглядов не отказалась и по сей день. Уже после воссоединения двух Церквей, Синод РПЦЗ официально заявил, что гитлеровского пособника генерала Власова предателем не считает. Несмотря на скандал, официальных комментариев от Московского патриархата не последовало.
Лишь архимандрит Тихон /Шевкунов/ высказался тогда в «Известиях»: «Идея коллаборационизма, психология коллаборационизма — не просто исторический спор, а одна из самых серьезных опасностей, вольно или невольно нагнетаемая в сегодняшней России. Некоторые исторические фигуры, даже давно отошедшие в мир иной, становятся настоящим оружием, обладающим гигантской разрушительной силой, потому что оружие это направлено на слом традиционной духовной идентичности: зло пытается предстать добром, предательство — героизмом, а истинный героизм представляют как неразвитость, отсталость и даже грех. Это сфера той духовной брани, на которую не наложишь мораториев, которая не ограничена никакими договорами».
Но, к сожалению, никакой дискуссии дальше не последовало. Точки над i не были поставлены. «Неловкость» просто постарались не заметить, замять, забыть. И объяснялось это тем, что среди прихожан РПЦЗ немало потомков участников власовской армии.
Забвение – это еще и неизбежное течение времени. Идут годы, они все дальше отдаляют нас от Войны. Колоссальные усилия властей, масштабные парады, памятные даты, старые и новые кинофильмы увы, не помогают сохранить трепетное к ней отношение. И не того, что чиновники мало дают денег или не туда их вкладывают, не тем «мастерам культуры» доверяют средства…
Чувство боли и ужаса со временем притупляются сами собой. Однажды погожим днем приехал я к Бабьему яру в Киеве. Там теперь парк. Не развлекательный. Просто парк. Мамочки с колясками гуляют, влюбленные парочки валяются на травке, целуются. Может, я строг чрезмерно, но вот силился представить, как это вот юноша говорит: «Милая, пойдем, погуляем в Бабьем Яру». Или женщина мужу кричит: «Дорогой, я пошла с детьми поиграть в Бабий Яр». Дико, да? И это не призыв к властям всех оттуда выгнать – это просто свидетельство состояния памяти.
Сама Война перестает быть живой, личной частью жизни семьи. Для нас, кому уже за сорок, это была теплая рука воевавшего дедушки, это бабушкины причитания «Лишь бы не было войны!»… Это детские воспоминания старших братьев и сестер наших родителей о бомбежках, об эвакуации, и наших мам и пап – о голодном послевоенном детстве. А для наших детей – это уже пожелтевшие фотографии в альбомах или на стенах. Они еще заучивают в детских садиках стихи, где привычные строки по воевавших отцов и дедов. Но уже их покойный дед родился в 1947, а я в 1970.
Малыши приходят домой, спрашивают: «Папа, а ты много фашистов на войне убил?», и понимают, что все это было страшно давно… Еще и папы не было, даже дедушки не было. Другие возникают ощущения. Мы, конечно, рассказываем, и будем рассказывать о Войне. Но как они могут воспринять ее иначе, чем мы Отечественную войну 1812 года? Вот попробуйте вспомнить день победы в войне с Наполеоном? Без интернета, думаю, это смогут лишь люди глубоко воцерковленные, да и то не все, а лишь прихожане храмов, где на Рождество служат молебен об избавлении от того нашествия.
Война с Наполеоном теперь — это пошловатая комедия «Гусарская баллада», и поручик Ржевский – герой похабных анекдотов. Но ведь смотрим, и ничего, не плюемся. Сними кто-нибудь нечто подобное про Великую отечественную, думаю, многие бы возмутились. По крайней мере, мои ровесники, и те, кто старше.
Память о величайшей войне необходимо сохранить. Иначе придется пережить ее вновь – банально, конечно звучит, но это так. Но как сохранить? У меня нет рецептов. Я просто не знаю. Уверен, что пора начать широкое обсуждение с участием историков, деятелей культуры, педагогов, психологов, религиозных лидеров. Важно понять, осознать — сама по себе память не сохранится.
Борис Клин, специальный корреспондент ИТАР ТАСС для портала «Правмир»
