…Я знала девушку, Юлю, ее мама лечилась от лимфомы в одной из нижегородских больниц. Восемнадцатилетняя Юля изо всех сил пыталась спасти маму. Но мама угасала на глазах. Никто не мог понять почему: Юлину маму лечили по международному химиотерапевтическому протоколу, в который входил препарат М. Один доктор, которому мы с Юлей показывали мамины документы, попросил уточнить Юлю: препарат М. маме давали российский или швейцарский? Препарат оказался российским. Если применять его по европейскому протоколу, токсичность многократно превысит приносимую пользу. Организм Юлиной мамы не выдержал лечения. Она умерла.
…Я знала молодую женщину, Татьяну, она лечила сына Глеба в одной из петербургских больниц, за деньги. На ребенка не хватило квоты, и платно было все: койка, химия, облучение. И, разумеется, препараты. Мама выбивалась из сил, покупая ребенку то одно, то другое. Однажды во время капельницы малышу стало плохо. Так плохо, что повезли в реанимацию. Врачи хватались за голову, не понимая, что творится с ребенком: он получал ту же химию в тех же дозах так же разведенную как и у соседа по палате. Наконец, стали перебирать коробки на маминой тумбочке. Оказалось, чтобы сэкономить, мама купила в аптеке вместо препарата Ц. европейского производства дженерик, подешевле. Мама не медик, она не знала, что такая экономия может иметь тяжелейшие последствия.
Я знаю с десяток историй от врачей о том, что при всем уважении к отечественной фарминдустрии и всей надежде на ее большое и светлое будущее, сегодня похвастать практически нечем. И я прекрасно понимаю, что ограничения на закупку иностранных лекарственных препаратов для медицинских госучреждений никакой пользы развитию российской фармы не принесут — науку принято развивать иными способами. Но также очевидно, что подписанное премьер-министром Медведевым Постановление N 1289 — элементарная экономия для нашего поиздержавшегося бюджета. Я также понимаю, что доктор, головой и сердцем отвечающий за жизнь пациента, не станет рисковать исходом лечения. А значит, покупка лекарств, которые бюджет «не потянет» ляжет на плечи благотворительных фондов. То есть, на наши с вами.
Это, если мы говорим о детях. Ведь благотворительные фонды в нашей стране помогают в основном им.
Считается, что взрослые могут помочь себе сами. Некоторые взрослые по привычке полагают, что отдали столько сил и здоровья государству, и теперь оно могло бы потратиться на них. Очевидно, государство считает приоритетными иные статьи расходов.
Так вот, если говорить о взрослых, то выйдет, что говорим мы о самых слабых и незащищенных, то есть тех, у кого не хватило денег уехать лечиться за границу или лечь в платную клинику, о тех, кому доктор теперь будет вынужден сказать: «от вашей болезни есть средство, но у вас на него нет средств».
Но возможно, доктор промолчит. Сочтет правильным не расстраивать пациента, просто назначит ему что-то из того, что есть. А пациент станет принимать, что есть и воодушевленно смотреть новости, полагая, что кладет жизнь на развитие отечественной фармацевтической области. Ведь именно этим соображением, как говорится во всех официальных новостях, продиктовано ограничение на закупку импортных лекарств.
Но это неправда.
Если предположить, что развивать фарминдустрию в России действительно решили таким диким экспериментальным способом, то есть запретив все остальное, то картина мира была бы, конечно, почти апокалиптической, но зато правдивой.
А так — более шестисот наименований хороших нужных и дорогих препаратов просто больше не будут закупать за госсчет в государственные клиники. Лишив тех, у кого нет денег, права выбора.
У людей побогаче такой выбор, разумеется, останется.
Как и останется он, например, у чиновников категории А, особенности медицинского обслуживания которых устанавливаются актами Президента Российской Федерации и актами Правительства Российской Федерации. Из этих актов следует, что первые лица страны лечатся специальными людьми по специально установленному порядку.
И, судя по всему, порядком предусмотрено, что ограничения в госзакупках импортных лекарств этих категорий пациентов не коснутся.
Да, кстати. Я знаю доктора-реаниматолога, который трудится в одной из специальных клиник, предусмотренных президентским актом о медицинском обеспечении чиновников категории А. Доктор рассказывает, как иногда он и коллеги летают в Европу за лекарствами для невыездных чиновников. И как потом эти лекарства доставляют на Родину дипломатической почтой.
Разумеется, я понимаю, что для будущего страны жизнь и здоровье чиновников категории А чрезвычайно важно. И о нем надо находить способы заботиться даже тогда, когда подорванный многочисленными авантюрами бюджет трещит по швам. Но за остальных россиян мне обидно.
Словом, Постановление, подписанное Медведевым — это не совсем история о лекарствах.
Это провозглашение зоны отчуждения.
Теперь официально: у одних пока еще есть право надеяться дожить до светлого будущего. А другим, наверное, даже не надо и стараться.
К фармкампаниям и качеству дженериков, которое заслуживает совершенно отдельного разговора, эта философская проблема имеет очень отдаленное отношение.