К ней сразу же отправилась бригада медиков из местной больницы, а также из Тюмени, более чем за триста километров, выехали акушеры-гинекологи, анестезиологи-реаниматологи и неонатологи. С собой они взяли все необходимое для спасения жизни матери и ребенка, вплоть до донорских компонентов крови и специального оборудования для реанимации новорожденного.
С помощью кесарева сечения на свет появилась девочка весом 1790 граммов. Сразу же после рождения неонатологи поместили ребенка в транспортный кювез, оснащенный всем необходимым. Под контролем анестезиолога-реаниматолога новорожденного эвакуировали в Тюмень. Вскоре врачам удалось стабилизировать состояние роженицы, она вслед за дочкой отправилась в город. Сегодня и мама, и ребенок находятся под присмотром медицинских работников, их жизни ничто не угрожает.
Это лишь один случай из практики Центра медицины катастроф, специалисты которого только за прошлый год спасли несколько сотен жизней. Эта служба приходит на помощь в экстренных случаях – когда пациента и врачей разделяют большие расстояния, а преодолеть их нужно в короткий срок, иначе человек может умереть. В арсенале центра помимо санитарного транспорта есть и вертолет МИ-8, вылетающий в труднодоступные районы.
Центр медицины катастроф
А мы решили расспросить специалиста Центра медицины катастроф Тюменской области Артема Минина о том, как работает служба, чем она отличается от скорой помощи и все ли врачи могут работать в экстренных условиях.
Один на один с агрессивной толпой
– Чтобы работать в экстренных медицинских службах, нужен какой-то особый склад характера?
– Врач стационара никогда не поймет врача скорой помощи, так как условия работы абсолютно разные. Одно дело, когда пациенты приходят на прием, на твою территорию, у тебя есть множество лабораторно-диагностических возможностей, когда в чем-то сомневаешься, то всегда можно спросить у коллег, если у больного случается критическое состояние, то рядом есть отделение реанимации и анестезиологии.
Скорая помощь – совсем другое. Я работал там долгое время, еще студентом, и понимаю, что человек либо создан для такой работы, либо нет. Ты приезжаешь на территорию пациента, лечебно-диагностические возможности крайне ограничены. Да, медицина развивается, появляется новое оборудование, лекарственная база стала достаточно хорошей. Но все равно есть ты, пациент, его жалобы, и ты отвечаешь за его жизнь – ставишь предварительный диагноз, имея свою голову, руки, инструменты.
У Артема Минина большой опыт работы врачом скорой помощи. Фото: sp03tmn.ru
Причем работники скорой помощи иногда попадают в экстремальные ситуации – в ДТП, оказываются один на один с толпой, которая может быть агрессивной. И нужно уметь выглядеть достойно, грамотно выйти из любой непредвиденной ситуации. Потому что приоритет – это пациент, ему нужно оказать помощь быстро и квалифицированно.
– И как же выходите из положения, если оказываетесь один на один с агрессивной толпой?
– Важно понимать, что если с вами разговаривают агрессивно, то не нужно так же отвечать. Очень часто бывает, что врача встречают с молотком, а провожают с цветами. Стресс, необычная ситуация, переживания, вот люди и перестают контролировать себя, но нужно выдержать этот поток агрессии, а потом спокойно все объяснить.
На самом деле люди чаще всего добро помнят. Как-то одна пациентка написала мне письмо благодарности – своей рукой, поместила его в рамочку, подарила мне. Это было очень трогательно и приятно. Она была после перенесенного инсульта, поэтому она еще и переживала, что у нее «корявый почерк». Я храню все подобные благодарности пациентов.
Как-то ребенок выпил флакон нурофена
– Обычно у врача скорой помощи в арсенале множество необычных историй…
– Да, помню, был такой случай: папа вызывает скорую помощь, мамы дома нет. Мужчина рассказывает, что его маленький сын выпил флакон нурофена, а это для ребенка бешеная дозировка. Объясняем, что надо промывать желудок. Процедура, честно скажу, очень неприятная, даже варварская. Промываем желудок – ничего нет. А флакон-то был пустой! В этот момент и мама пришла домой. А папа идет на кухню и обнаруживает там целый флакон нурофена – он завалился за кресло, а тот, который он показывал нам, изначально был пустым – мама дала последнюю дозу ребенку, а бутылочку выкинула в мусорное ведро. Уж не знаю, как мужчине попало от жены, но ребенку я сказал: «Знаешь, теперь тебе папа должен как минимум вот такую большущую машину».
– А почему решили пойти в медицину? Стали продолжателем семейной династии, как это часто бывает у врачей?
– Как раз напротив – в семье медицинских работников не было. А меня медицина манила с детства. Был еще такой этап в жизни, когда я сильно болел в подростковом возрасте и мне захотелось разобраться в своих хворях. В семье особо не поддерживали мой выбор, но и никто ему не противился. А мне сейчас уже хочется иметь семейную династию врачей, тем более, что супруга доктор, ее сестра со своим мужем – тоже врачи.
Первой для меня в медицине стала профессия фельдшера скорой помощи, куда я пришел еще студентом старших курсов. Хотелось попрактиковаться, да и зарабатывать нужно было. Мы работали на выездных бригадах сначала фельдшерами, а потом уже и самостоятельно. Именно там я начал понимать всю ответственность врача экстренных служб – самостоятельное решение, посоветоваться не с кем, а ошибка может стать фатальной.
Ординатуру я закончил по детской хирургии, какое-то время работал по этой специальности. Но экстремальная медицина манила, как первая любовь. Поэтому вернулся в скорую помощь, закончив интернатуру и став уже врачом в бригаде интенсивной терапии, имея дело зачастую только со сложными случаями.
– И все-таки решили сменить скорую помощь на Центр медицины катастроф?
– Я понимал, что на уровне скорой медицинской помощи достиг уже своей внутренней планки и увидел, наверное, уже все – массовые ДТП, отравления, авиакатастрофы, рухнувшие дома, взрывы газа. Поэтому уходил осознанно. Получил новую специальность врача анестезиолога-реаниматолога, и меня пригласили в Тюменскую областную клиническую больницу №1, в Центр медицины катастроф, где я работаю анестезиологом-реаниматологом.
Артем Минин
Как перевозить больного, если он сам не дышит
– Много отличий по сравнению с прежним местом работы?
– Я как лечил людей, так и лечу, но в Центре медицины катастроф много своей специфики, к которой нужно было привыкать. С одной стороны, кажется, что эти службы похожи, но занимаются они принципиально разными вещами.
Основная деятельность Центра медицины катастроф – межгоспитальная эвакуация, или межбольничная. Мы транспортируем пациентов, находящихся в тяжелом и крайне тяжелом состоянии, в другую больницу, где им окажут более специализированную помощь. Как перевозить больного, когда он самостоятельно не дышит и находится на аппарате ИВЛ (искусственной вентиляции легких), его организм еще не способен самостоятельно удерживать давление на определенных цифрах?
Одно дело, когда ты везешь пациента на короткое расстояние из дома в больницу. А здесь с человеком в тяжелом состоянии тебе приходится находиться несколько часов. Эти пациенты нуждаются в предварительной подготовке, потому что транспортировка на большие расстояния не так проста, как кажется, там много нюансов.
Каждый пациент перевозку переносит своеобразно, начиная от температуры в салоне и заканчивая постоянным движением автомобиля. Есть пациенты, которые не позволяют нам двигаться больше 80 километров в час. Чем больше будет скорость автомобиля, тем выше артериальное давление у больного. Надо знать, как подготовить тяжелого пациента, у которого не работают легкие из-за пневмонии, поражены оба легких, его даже по больнице не могут перевозить, а тут надо везти за 150-200 километров. У нас были и такие пациенты, которых нельзя было сразу перевозить, я делал к ним два-три подхода – приезжал, осматривал, готовил, давал рекомендации, уезжал, потом снова приезжал, смотрел, насколько пациент готов, снова уезжал.
Также мы проводим транспортные пробы перед эвакуацией – способен ли человек адаптироваться к эвакуации.
Кому нужна такая эвакуация, когда человека донесли до машины и он умер? Тем более я же его забираю не с улицы, а из больницы, где все необходимое для обеспечения жизни есть.
Сегодня мы хорошо оснащены, в центре есть комфортабельные автомобили, оборудование. Когда служба только начала развиваться, часть пациентов была нетранспортабельной. А сегодня мы уже сомневаемся в том, что есть нетранспортабельные пациенты. В основном всех больных эвакуируем, пусть не с первой попытки, но свою миссию все равно выполняем.
– Какие специалисты работают в Центре медицины катастроф?
– У нас есть все профили специалистов – анестезиологи общего профиля, детские анестезиологи, есть токсикологи, комбустиологи (специалисты по лечению ожогов), врачи из перинатального центра, неонатологи. В центре базируется одна из машин, которая оснащена кювезом для перевозки новорожденных. У нас есть санитарный вертолет МИ-8, который летает в отдаленные уголки региона.
Санитарный вертолет
Специалисты Центра медицины катастроф консультируют районы с помощью телемедицинских технологий. Каждый день главный анестезиолог области проводит видеоконференцсвязь – ему докладывают обо всех реанимационных пациентах в области. И принимается решение, нужно ли их перевозить в город. Но даже когда принимается решение об эвакуации, конечное слово останется за тем доктором, который выполняет медицинскую транспортировку.
К подвигам мы всегда готовы. Сейчас в пути можем оказывать, по сути, такую же помощь, что и в стационаре. Наш автомобиль мало чем отличается от палаты интенсивной терапии. Помню, мы как-то даже перевозили пациента с площадью ожога в 95%.
Кроме того, специалисты центра занимаются серьезной научной деятельностью на базе Тюменского медицинского университета.
Не хватает двух анализов, забирайте, везите обратно
– Часто ли происходят ситуации, когда помощь приходится оказывать уже на месте, как, например, в случае с преждевременными родами?
– Обычно, конечно, если пациентам требуется серьезное хирургическое вмешательство, например, помощь сосудистого хирурга, то стараемся перевозить в областную больницу. Это не значит, что в районах работают плохие специалисты, они могут приехать к больному, но аппаратура, сопровождающая операцию, приехать не сможет – она громоздкая, при этом вся необходима. Какие-то операции, конечно, выполняются на месте, бывает, что и сложные. Но это когда выбора нет.
Мне почему-то, когда речь заходит о сложных случаях, вспоминается не какая-то серьезная операция, а одна история, когда я пришел в настоящее отчаяние. Мы же занимаемся медицинской эвакуацией не только в пределах своей области, периодически бывают перевозки и за пределы региона. Как-то везли пациентку в Новосибирск, это 1300 километров. Женщина у нас была проблематичная, с серьезным пороком сердца, который требует коррекции, сделали запрос в Новосибирск, нам ответили, что готовы принять. 16 часов провели в дороге. Пациентка транспортировку перенесла неплохо – говорит, было не тяжело, наоборот, отоспалась в машине. Приехали и сразу же пошли оформлять женщину, а принимающий доктор посмотрел на документы и говорит: «Не хватает двух анализов, забирайте ее, везите обратно». Я начинаю уговаривать – давайте найдем компромисс, он ни в какую не соглашается, потом все-таки договорились. Но я тогда здорово нанервничался.
– При такой интенсивной и сложной работе часто руки опускаются, отчаяние охватывает, когда не знаешь, что с пациентом делать?
– Нет, такого не бывает.
Помимо опыта, знаний, у врача есть еще и профессиональная интуиция – если что-то начинает смущать, это обязательно случится.
Были ситуации – вроде пациент стабильный, вроде бы можно везти, но что-то не так, что-то смущает – даже может не понравиться цвет его кожи. А потом у него в палате трубка интубационная выпадает по независящим от врача причинам. А если бы он в это время находился в машине, летел на самолете?
– Вы перевозите только больного или же его сопровождает кто-то из родственников?
– Родственников не берем. Мы всегда охотно общаемся с ними, все проговариваем доступным языком, в конце обязательно спрашиваем, остались ли еще вопросы. Но вместе с пациентом никогда не перевозим близких. Представьте, замкнутое тесное пространство, есть риск развития нестандартных ситуаций, уже проверено, что непосвященный человек будет мешать нам своими действиями, желая искренне помочь.
– За время работы в медицине изменилось отношение к жизни и смерти?
– У каждого человека есть свой срок. У меня был пациент – 94-летний мужчина, который три года назад бросил курить. А курил с пяти лет. Думаете, решил о своем здоровье позаботиться? Нет, говорит, трудно в магазин за сигаретами ходить, а потом домой на пятый этаж подниматься. Пробовал блоками курево покупать, но быстро заканчивается. И он долгожитель! А есть молодые 30-летние мужчины, которые внезапно умирают от остановки сердца.
– Работа у вас непростая, а отдыхаете как?
– Да, работаем мы пятидневку плюс дежурства. Порой сплю с телефоном, потому что позвонить могут в любой момент. А если не звонят, то уже начинаешь беспокоиться – что-то не то. Так что лучший отдых для меня – это уехать куда-то на определенный срок, чтобы не было соблазна выйти на работу.
Елена Сидорова
Фото предоставлено пресс-службой Тюменской областной больницы №1
