Алексей Кузнецов
Любое серьезное дело должно иметь своим завершением: а) наказание невиновных; б) награждение непричастных; в) раздачу подарков. Учебный год — дело более чем серьезное, поэтому займемся вышеперечисленным со всей ответственностью.
В образовании подводить итоги календарного года по меньшей мере странно, так как в обычной ситуации на конец декабря можно вывести только некие промежуточные результаты первого полугодия, которые могут быть важны и интересны — но на «событие» никак не тянут.
То ли дело — выведение баланса (выражаясь по-бухгалтерски) года учебного, с сентября по июнь! Под них выделяют две трети так называемого «августо́вского педсовета» (на самом деле ударение должно, конечно же, приходиться на первый слог, но у нас, учителей, собственная профессиональная гордость, а значит — должен быть и свой сленг; другим же можно «компа́с» и «осу́жденный»), делают красивую презентацию с финтифлюшками, и посвежевшая за лето завуч по учебной работе, покрытая загаром, полученным на море/на грядках/под настольной лампой — нужное подчеркнуть, хорошо поставленным учительским голосом, способным на скаку остановить направляющийся в столовую шестой класс, докладывает «прибыло-убыло», «средний балл по параллели» и прочие «на хорошо и отлично».
Этот учебный год имеет смысл выделить особо. В конце марта 2020-го ушли по домам, потом поколебались туда-сюда, потом досрочно закончили, потом растянуто сдали, в сентябре вышли, потом быстро ушли, но кроме начальной школы, классы которой пребывали в зыбком равновесии между очным обучением и карантином.
Таким образом, девять с половиной месяцев — нормальную продолжительность учебного года с экзаменами — можно считать особым таким, чтобы не сказать «отдельным» во всех смыслах слова, периодом.
Периодом чего? Что это было?
Наказание невиновных
Дискуссия о том, кому досталось больше — учителям, школьникам или их родителям — принадлежит к числу тех увлекательных тем, по которым можно спорить вечно, так как у каждой из сторон есть свои неубиенные козыри.
Педагогам достался многократно возросший объем работы, падение последней крепости — «моего дома» и непередаваемое ощущение собственной ничтожности перед лицом экрана с черными квадратиками и «Марьванна, меня выкинуло, пустите меня обратно».
Школьники в среднем больше взрослых опупели от сидения в четырех стенах, прилично подсадили себе зрение и лишились самой привлекательной стороны школьной жизни — того, что ученые люди в ужасе называют «социализацией».
Родители обнаружили, что желания в свое время надо было высказывать потише и дефицит общения с ребенком — ничто по сравнению с избытком оного; плюс многих неожиданно догнала детская мечта (примерно между продавцом мороженого и актрисой) стать учительницей — как почти все мечты, реализуемые не вовремя, ничего, кроме раздражения, она не вызвала.
Это бы ладно, поскольку почти у всего произошедшего есть и оборотная, не такая мрачная сторона.
Учителя вернули себе назад часть основательно утраченной за последние четверть века самооценки, уютно разместившись на почетном втором (после медиков) месте в номинации «спасители человечества» (а по версии ряда родительских движений, выступающих против развала остатков лучшего в мире образования под лозунгом «Дистант опаснее ковида!» — так и на первом). Кроме того, выяснилось, что час пути на работу и час с работы — неважная замена подъему в человеческое время и неторопливому приему утреннего кофе внутрь учителя непосредственно перед уроком; опять же, экономия на стельках и набойках.
Многие дети впервые в жизни по кому-то соскучились (друзьям, само собой), некоторые от безделья открыли для себя книги и серьезное кино, а одиннадцатиклассники почти поголовно выспались.
Отдельные родители поняли, что неброские академические результаты их чад не всегда следствие училкиной некомпетентности (а кто предупрежден — вооружен!); а другие, наоборот, открыли для себя, что представления об инфантилизме собственных детей сильно преувеличены. Во всех перечисленных случаях, надо полагать, это был ценный опыт.
Успех образования достигается согласованным заинтересованным сотрудничеством учителей, учеников и родителей — за учеников никто не выучит, за учителей никто не научит, за родителей — никто не поддержит, не поможет, не утешит (первое — безусловно, во втором и третьем бывают исключения, но они сравнительно редки). Было бы излишне оптимистичным считать, что эта максима уже воспринята большинством «участников образовательного процесса», но то, что движение в этом направлении происходит — весьма отрадно.
Некоторые родители в крупных городах убедились в том, что существующая классическая модель им не нравится, и забрали своих детей из государственных школ в частные, а то и на домашнее обучение — это тоже хороший результат. Понять, что тебе подходит, а что нет — ценнейший итог, за него никакого дистанта-карантина не жалко.
Награждение непричастных
На сегодня главным результатом ушедшего года должно стать осознание чудовищной неэффективности того, что творилось последние пару десятилетий в управлении образованием.
Во-первых, это лишение школ самостоятельности. Несмотря на все заверения министерств и департаментов о том, что «школы сегодня свободны как никогда», противоречащая этому убогая бюрократическая реальность вылезла на поверхность во всем своем великолепии. Одно дело, когда «в обычной жизни» регулярно «ложился» навязанный московским школам единый электронный журнал-дневник, другое — когда уже в условиях дистанта по тем же причинам пошла вразнос «сильно рекомендованная» единая «адаптированная под российские реалии» платформа МС-тимз, и работа просто застопорилась.
В очередной раз выяснилось, что решения принимаются образовательными управленцами не по принципу «как эффективнее/удобнее учить/учиться», а в зависимости от того, как им удобнее руководить и контролировать.
То есть примерно так же, как если бы стратегические операции во время войны планировала служба тыла, отвечающая за сухари, шинели и снаряды (а именно таково вообще-то назначение образовательных чиновников — создавать условия для работы школ, не более).
В результате, добившись от образовательных учреждений разными способами полной покорности (зачеркнуто; следует читать «управляемости»), министерства-департаменты оказались в глухом тупике, когда потребовалось на самом деле осуществлять согласованное централизованное руководство: принимать решения по каникулам и экзаменам, внятно объяснять многомиллионному сообществу учителей-учеников-родителей, что планируется сделать и так далее. Приснопамятное «весеннее подковерное сражение при ЕГЭ», когда Минпрос, Рособрнадзор, Минвуз и Минздрав тянули каждый в свою сторону и до последнего не могли сказать, как и когда будут происходить экзамены-зачисления, — пример яркий, но не единственный.
Во-вторых, это имитация. В последние годы строительство «потемкинских деревень» в среднем образовании шло ударными темпами и промышленными методами. Здесь и срочно создаваемые «управляющие советы», которые являются симулякром взаимодействия школ и родителей, поскольку ничем в реальности не управляют, да и к тому же любое их решение может быть заблокировано «представителем учредителя» (чиновником образовательного ведомства).
Когда случился кризис и часть родителей начала выдвигать требования разной степени радикальности (не будем сейчас оценивать их по содержанию, это отдельная большая тема), оказалось, что реальные механизмы взаимодействия просто-напросто отсутствуют. Здесь и широко разрекламированная Московская электронная школа, которую под крики «Ура!», «Браво», «Так победим!» и «Как похорошело образование при <нрзб.>!» за немалые деньги наполняли всем, что выходило из-под компьютера доброй половины московских учителей, и ровно когда это все очень понадобилось, выяснилось, что немалая часть не выдерживает никакой критики, а половина оставшегося выдерживает только очень благожелательную.
Наконец, это способ принятия решений, о котором ярко свидетельствует возврат к очному обучению в ситуации, когда для этого не появилось ни одного нового основания: ни снижения числа заболевших, ни проведенной массовой вакцинации, ни широко разрекламированных стройных шеренг студентов педвузов, готовых заменить собой учителей старших возрастов в учебных кабинетах. Совершенно очевидно, что он свидетельствует о чем угодно — опасении дальнейшего роста протестных настроений в год думских выборов, ощущении, что миллион школьных работников зря получает зарплату, еще каких-то неведомых нам соображениях — только не о желании сделать «по уму».
Если и можно в этой части сделать вывод, то только тот, что управление образованием — и структуру, и особенно принципы — надо радикально менять; нынешняя не просто не помогает школе решать ее задачи, а активно этому препятствует.
При этом, по нашему глубокому убеждению, не следует искать в этом чью-то злую волю (как это делают очень многие выступающие против дистанта): ни коварного Запада, стремящегося превратить население России в неучей, ни таинственных олигархов (та же цель, но из других соображений), ни отечественной «пятой колонны» из «недовыкорчеванных либералов в правительстве». Так ведет себя любая бюрократическая система, если оставить ее вне общественного контроля и дать ей волю: заполняет собой все свободное пространство, подминает под себя все, что шевелится, и начинает руководить и направлять так, как ей удобно – чтобы все контролировать, но ни за что не отвечать.
Она, по сути, создает «макет игрушечного корабля в натуральную величину» — нечто издали напоминающее настоящий корабль, радующее благородным очертанием линий и свежей краской, лишенное самостоятельного капитана и строптивой команды, безопасное и предсказуемое. Правда, идти на нем в море нельзя; но это для авторов проекта — далеко не главное.
Раздача подарков
Чего нам, родителям (братьям-сестрам, бабушкам-дедушкам) ждать в ближайшее время, если возврат к очному образованию все-таки состоится?
Несомненно, карантинов, целыми классами и даже, вполне вероятно, школами (в огромных образовательных комплексах — зданиями). Это будет создавать дополнительную нервозность, и здесь важно понимать, что эту ситуацию создает не администрация школы и не учителя. Необходимо поддерживать связь со школой не в стиле «мне вот это вот подайте и быстро», а в русле «нас вот это беспокоит, давайте подумаем, все ли тут устроено наилучшим для всех образом».
Почти наверняка, через какое-то время — «диагностик», ВПР (Всероссийских проверочных работ) и прочих административных «фантомных болей», являющихся реакцией бюрократического организма на частичную утрату его контролирующих функций. Тут надо осознать, что некая «экспертиза усвоенного» за время дистанта необходима, чтобы понимать действительный масштаб понесенных потерь, но она нужна именно школе и родителям — ведь именно им преодолевать последствия; а значит, выбор формы, сроков и содержания таких проверок — дело самих школьных коллективов, а не чиновников, для которых смысл мероприятия — либо в рапорте «наверх» об успехах, либо в «оргвыводах вниз», чтобы помнили и боялись.
И — хорошая новость! — радости!
Даже те школьники, которые, услышав о том, что «с понедельника — в школу», забубнили и заворчали, придут после первого учебного дня радостные и возбужденные, как это всегда бывает после долгих каникул.
Это чувство надо по возможности продлить подольше. Как — это уж нам никто не подскажет, тут нет универсальных рецептов. Положимся на собственные мудрость и опыт, а также — хорошую память.
Последнее — самое трудное: надо вспомнить себя в их возрасте и поставить себя на их место, бережно и аккуратно.
И все у нас получится!
