«Плачу от счастья, когда пациентов снимают с ИВЛ». Медсестра из Великобритании — о «красной зоне» и вере в себя
— Добрый вечер, дорогие коллеги, дорогие друзья! Спасибо, что присоединились к нашей трансляции. Наша сегодняшняя гостья — Галина Хартшорн, медицинская сестра интенсивной терапии Kingsmeal Hospital, Ноттингем, Великобритания.
— Здравствуйте! Спасибо большое за приглашение, за такой чудесный проект. Я думаю, что это интересно всему миру.
— Я тоже очень надеюсь. Эти интервью были задуманы как разговор не про пациентов, не про протоколы лечения и не про эпидемиологическую обстановку, а про людей, которые оказались волею судеб в эпицентре этой эпидемии. Расскажите про себя.
— Спасибо вам большое, это действительно так. Очень многие медицинские работники вышли из своей зоны комфорта. В нашей профессии сейчас происходит много нового.
Я была медсестрой в России, потом стала врачом, защитила диссертацию в Москве по фтизиатрии. А когда переехала в Англию, то долгое время не могла работать в медицине. Но потом я поняла, что это мое призвание, я соскучилась по своей работе, и пошла опять учиться в Ноттингемский университет. И вот уже 11 лет работаю в оперблоке.
Да, вы сказали — «интенсивная терапия». Для России, наверное, это и будет интенсивная терапия. То есть это оперблок и отделение при оперблоке, куда привозят больных сразу после операции. У нас восемь операционных, проводят разные операции, кроме кардиологии. Это урология, общая хирургия, ухо-горло-нос, травма, конечно же, ортопедии очень много…
Галина с коллегами до пандемии
— Сейчас остались работать отделения? Или перепрофилированы под ковид?
— Когда мы начали готовиться к наплыву больных, все операционные постепенно закрылись, их переоборудовали для больных с ковидом. В каждой из операционных стоят две кровати. Таким образом мы увеличили количество коек для инфицированных больных. Тех, которые находятся на ИВЛ.
— А сколько всего коек сейчас?
— В нашей интенсивной терапии 21 койка. И восемь операционных, в которых есть еще 16. Но у нас еще есть другое отделение, дневное, которое тоже готово переоборудоваться, если это будет необходимо. Еще есть четыре операционные и очень много свободных коек вообще в больнице, для пациентов, которым не нужна в данный момент интубация и помощь интенсивной терапии. Если больные поступают, то места есть.
— А сколько сотрудников работает с этим количеством пациентов? Сколько врачей, медсестер?
— Трудно сказать, потому что число пациентов каждый день меняется. Я прихожу на дежурство каждый раз, и кого-то выписали, кто-то, возможно, умер, кто-то перевелся в другое отделение.
Медсестер интенсивной терапии не хватает. Всех просили — пожалуйста, приходите, помогайте, берите дежурства. Сейчас половину медсестер из оперблока перевели работать в интенсивную терапию, где лечатся пациенты с ковидом. Я была в числе первых.
Конечно, это был шок. Мне было страшно, потому что это совершенно другая работа. Но это интересно с профессиональной точки зрения, столькому уже научилась. Сейчас я чувствую себя увереннее.
Медсестры, которые пришли из других отделений, тоже справляются. Мы поддерживаем друг друга — медсестры разных отделений и разных больниц.
— Это какое-то административное решение, что они будут работать у вас?
— Многие отделения вообще закрыты, не принимают больных, там работы меньше. Люди пришли добровольно, им ведь нужно где-то работать.
Про первое дежурство в «красной зоне»
— Есть люди, которые не могут физически работать в интенсивной терапии, это трудно. Это работа в защите, нельзя сходить в туалет, когда ты хочешь, нельзя попить воды, пойти на перерыв.
Во время первого дежурства я была на адреналине, даже не заметила, что прошло 6 часов. Я отработала их, а меня забыли послать на перерыв, я не пила воды, не ходила в туалет. Думаю: «Боже мой, 6 часов, как я продержалась?»
— А все смены по 6 или 12 часов?
— Есть и по 12, в зависимости от того, у кого сколько рабочих часов. Я работаю не на полную ставку. У меня, например, по 8 часов, скажем, с 7:00 до 15:00. Может быть дежурство с 12:00 до 20:00. Ну, и ночные дежурства, конечно, с 19:00 до 8:00, это 13 часов с часом перерыва: 12-часовое дежурство.
— То есть вы делаете перерыв, выходите?
— Да. Приходится, естественно, все снимать, мыться, быстро идти в туалет, поел и опять назад, под маску. Снова дышать трудно, столько всего на тебе, жарко. Ну, а что делать?
Мы не были на войне, нас пронесло. Но было ощущение, что ты вышел, подышал воздухом, побыл в мире, а потом опять побежал на фронт.
Ты выходишь и думаешь: «Можно дышать, голубое небо, воздух!» А потом опять туда, где нет окон, и даже не поймешь, какая погода. 12 часов с тяжелыми больными.
Но я хочу сказать, что мы получаем огромное удовлетворение из-за того, что мы помогаем. Это не наша основная профессия, но мы сейчас можем быть полезными.
В мирное время у нас одна медсестра интенсивной терапии полагается на одного больного. Но сейчас одна медсестра ухаживает за тремя или четырьмя больными. Это очень трудно.
Но очень приятно видеть, когда наконец-то больных снимают с аппарата искусственной вентиляции легких, им становится лучше. Это трогает до слез.
— Они выписываются и уходят домой?
— Ну, от нас, конечно, не уходят домой. Их переводят в отделение. Но слава Богу, что их снимают с аппаратов, они могут дышать сами, у них достаточно кислорода в крови, и при определенных уровнях сатурации их отправляют в отделение.
Но был случай, когда больного отправили в отделение и через пару часов опять вернули в реанимацию, к сожалению. Почему кто-то справляется с болезнью, а кто-то нет? Изначально организм должен быть здоровым. Тогда ему справиться легче.
Про риск заразиться и стресс
— Если говорить про медицинский персонал, кто лучше справляется с работой?
— В смысле, физически или ментально?
— И то, и другое.
— Это очень важный вопрос. Потому что есть люди, которые просто отказались работать в интенсивной терапии.
— У них было такое право?
— Ну, если человек не может справиться ментально. Если ему страшно, или у него тяжелые воспоминания. У одной из медсестер умер кто-то из родственников, поэтому, глядя на больных, она все время плакала. То есть она просто не может работать в этом состоянии.
Галина в «красной» зоне
Есть ограничения по состоянию здоровья. Аутоиммунные заболевания, аллергические заболевания. Этих людей перевели туда, где они не будут соприкасаться с вирусом. Один коллега перенес инфаркт миокарда, его отстранили от работы в это страшное время.
Не каждый может справиться с этой нагрузкой. Именно по этой причине люди работают в разных местах. Они идут туда, где тоже могут быть полезны.
Поэтому я думаю, что нельзя их осуждать. Если человек не может справиться со своим внутренним конфликтом, то нельзя его принуждать к работе.
— На ваш взгляд, что помогает справиться с этой психологической нагрузкой?
— Прежде всего, знания, вера в себя. Я должен это сделать, справлюсь, а если не умею, то научусь. Нужно позитивно мыслить. Люди, которые не уверены в себе, всего боятся, труднее это переживают. Надо в таком случае задавать вопросы. Но иногда бывают ситуации, когда надо просто делать, даже если не сталкивался с этим раньше. В наших задачах нет чего-то космического, это по силам медсестрам. Новый аппарат, новое лекарство…
Люди, которые перешли из других отделений, сначала боялись к аппаратам ИВЛ подходить. Но есть сотрудники, которые в них разбираются. А ты делай то, что можешь.
— А как построено обучение, если оно вообще есть? Приходит медсестра из другого подразделения, она раньше не выполняла эти манипуляции, кто и как ее обучает?
— NHS — это медицинская система в Англии, которая здесь оказалась полезна. За три недели до того, как мы ожидали наплыва пациентов, у нас были постоянно тренинги. Каждый день мы приходили на работу и учились. Нам показывали, как работают аппараты ИВЛ, как переворачивать пациентов, как их кормить, как надевать и снимать СИЗ.
Три недели длилась интенсивная подготовка. Это было здорово. Конечно, было страшновато. Нам предстояло делать все это в реальной ситуации.
— А вы не боитесь заразиться?
— Я даже об этом не думаю. Дело в том, что я — фтизиатр и работала в тубдиспансере 15 лет. У нас были больные с открытой формой туберкулеза. Не знаю, по какой причине, но мы не носили ни шапочек, ни масок. Почему мы этого не делали, я не помню уже. И я не помню, чтобы у нас много сотрудников заболело.
Я думаю, что это все-таки внутреннее состояние. Когда ты чего-то боишься, оно произойдет. А когда ты себя на это не настраиваешь, об этом не думаешь, все по-другому.
Ты фокусируешься на том, что пришел сюда, чтобы помочь, а не чтобы заразиться. Это моя установка.
У других она может быть другая, я человек позитивный и настроена на успех, о плохом я себе не разрешаю думать. Если приходят такие мысли, я их отключаю и все хорошо.
— Вы знаете, когда я беседую с медсестрами в России, то слышу такие истории, например: «Я понимаю свою ответственность, я медик, и, конечно же, пойду работать с пациентами с ковидом, но моя семья не поддерживает это намерение. И говорит, что я принесу домой вирус».
— В моей семье такого нет. Но я знаю, что у людей есть маленькие дети или пожилые родители. Когда от них трудно изолироваться, это риск. Я видела, что в России медсестры живут в инфекционных отделениях, чтобы изолировать себя от семей. В Великобритании у нас есть возможность жить в трейлере или в другом доме.
Но в основном я ночую дома. Полностью переодеваюсь, сразу иду в ванную, не разрешаю никому ко мне подходить до того, как вымоюсь. Никаких поцелуев, никаких объятий, пока я все с себя не смою. Только после этого я общаюсь с семьей.
Галина Хартшорн
Наверное, трудно, когда дети маленькие, хочется их обнять, поцеловать. Страх за них постоянно присутствует. Но я вообще не слышала, чтобы у нас обсуждали это. Я думаю, все справляются.
Про поддержку врачей
— А что обсуждают?
— Я думаю, основная тема: «Когда же это все кончится?» Уже все устали, особенно на фронте. Очень трудно работать, ночные смены тяжелые. Много часов, маленькие перерывы, например, в 3 ночи. Девочки, которые работают на полную рабочую ставку, проводят под маской 37 часов в неделю. Они герои.
В Англии люди заботятся о нас, это поддерживает. Очень много магазинов, больших супермаркетов посылают еду. У нас целый холодильник с напитками — вода, соки, кола. Бутерброды, салаты, бананы, яблоки. Это классно, большое спасибо. Мы даже не знаем, кто эти люди.
Если кто-то узнает, что в доме живет медсестра, могут у порога оставить конфеты.
— В России тоже есть движение в поддержку медиков. Тем не менее, остаются люди, которые до сих пор не верят в то, что коронавирус существует и представляет опасность. Есть те, кто готов обвинять медиков в разных грехах… Наблюдаете ли вы такое в Великобритании?
— Есть, конечно. Есть люди, которые продолжают ходить куда-то, собираться. Но большинство, конечно, ведет себя осторожно. Люди никуда не ходят. И видят, что это действительно серьезно. У нас каждый день об этом говорят, по телевидению объявляют, какая ситуация с вирусом, сколько заболевших, сколько умерших…
— В целом по Великобритании?
— Да. Я знаю, что в России много людей не верят. И говорят, что это глупости какие-то. В Англии эту проблему решают сообщества.
Каждый четверг в 8 часов люди выходят из своих домов, стоят на пороге и хлопают в ладоши. Может быть, вы видели в новостях, это проходит по всей Англии. Сейчас это уже стало привычкой. Кто-то играет на музыкальных инструментах, кто-то просто выходит похлопать. Это очень приятно. <…>
Про то, что дает силы
— Галина, что лично вам помогает преодолеть стресс последних недель?
— Спорт!
— На лекциях и вебинарах я говорю, что как только у тебя стресс, иди качай… пресс, предположим.
— Да. Любое упражнение. Я занимаюсь фигурным катанием и все свободное время проводила на катке. Поскольку сейчас все закрыто, я занимаюсь на полу. Я организовала себе студию дома, записалась на марафон с гимнастками, чемпионками России. По их видео я занимаюсь.
Я вспомнила, что всегда хотела учить греческий язык. И я записалась на курсы. У меня нет времени печалиться и думать, что завтра дежурства. Некогда. Надо позаниматься, приготовить здоровое питание, сделать уроки по греческому языку.
Галина Хартшорн
Именно когда мы занимаемся спортом, у нас больше энергии, правильно? Вы психолог, вы это знаете лучше меня. Энергия приходит, когда ты что-то делаешь. И я всегда вдохновляю коллег — они смотрят мои социальные сети, фейсбук, инстаграм. Я занимаюсь, а они говорят: «Я тоже пойду!» Фитнес — это обязательно. Нельзя прийти домой и лечь на диван до следующего дежурства. Надо что-то для себя делать, поддерживать себя. И вперед, в бой.
— Да. Мы можем либо беспокоиться, либо что-то делать в одну единицу времени. Поэтому в тот момент, когда мы качаем пресс, учим греческий язык, готовим еду, сосредотачиваемся на том, что делаем именно здесь и сейчас. И стресс немножко нас отпускает, тревога уходит, потому что мы не можем делать два дела одновременно.
— Да, это замечательно! Если что-то приходит плохое в голову, какой смысл об этом думать? Надо сфокусироваться на чем-то хорошем. Подумать: «А что я могу сейчас сделать? Хорошее, для себя, для своей семьи?»
У меня обычно нет времени смотреть фильмы. Я люблю романтические, позитивные фильмы, особенно о фигурном катании. И вот сейчас я нашла много таких фильмов, основанных на реальных событиях! Очень интересно. Получаю огромное удовольствие.
— Здорово. Галина, под занавес нашего разговора спрошу. Что сделаете первым делом, когда эпидемия схлынет и мы вернемся к обычной жизни?
— На каток побегу! Первым делом побегу на каток! И буду смотреть, что же я еще умею делать! Умею ли я кататься вообще?
Галина на катке
— Спасибо вам большое! Очень приятно было пообщаться. Надеюсь, что потихоньку пандемия пойдет на спад.
— Да! Ждем, все надеемся и ждем!
— Прекрасной рутинной повседневности. Спасибо огромное, Галина! Я прощаюсь с вами.
— Вам спасибо, что пригласили и дали возможность поделиться тем, что у нас происходит здесь, в Англии. Надеюсь, мои бывшие коллеги, может быть, тоже смотрят. Всем привет!
— На этом мы с вами прощаемся, спасибо огромное! Пока!
