Сегодня в г. Макеевка Донецкой области Украины прославляют в лике святых схимонаха Илию (Ганжу). О самой его жизни известно немного: пришел в Макеевку в 1937 году, будучи уже столетним старцем. До этого подвизался в Ильинском скиту на Святой Горе Афон, позже, возможно, — в Свято-Успенской Киево-Печерской лавре. Своего угла не имел, жил у верующих людей — то в одном доме, то в другом. Много молился. Помогал людям. Все его предсказания сбывались. Преставился на Страстной Седмице в 1946 году, похоронен в Макеевке.
8 мая этого года решением Священного Синода Украинской Православной Церкви схимонах Илия (Ганжа) причислен к лику святых преподобных, а 28 мая состоялось обретение его мощей.
За биографией в несколько строк стоят годы внешне трудной, но внутренне радостной и исполненной глубокого смысла жизни человека, искренне любящего Бога и ближних. Лучше всего об этой жизни могут рассказать те, кто знал отца Илию, имел возможность поговорить с ним, спросить совета, попросить молитв. Дадим слово этим людям.
Рассказывает Александра Игнатьевна Богданович: «Однажды, когда схимонах Илья жил в семье Романовых, милиция нагрянула неожиданно. Старец увидел входящего во двор милиционера, вошёл в комнатушку, которая от других комнат отделялась только занавеской, даже двери не было, и сказал: «Вы только не говорите обо мне и не волнуйтесь — сюда он не войдёт».
Милиционер вошёл в дом: «Где у вас тут монах прячется?» «Никто у нас не прячется», — ответили хозяева. Милиционер стал искать: весь дом обошёл и осмотрел, заглядывал даже под стол; под кровать; в шкафы; опять обошёл все комнаты… А Илья стоял рядом, за занавеской, и молился. В эту комнату милиционер и не заглянул, он её как будто и не видел, — так и ушёл ни с чем».
Многие люди свидетельствуют: «Старец Илья молился непрестанно»; «Бог слышал молитвы схимонаха Ильи и исполнял все его просьбы»; «Он был сильным молитвенником, и Господь вознаградил Илью даром чудотворения».
М.В. Карагодина так описывала подвижника: «Был отец Илья широкоплечим и бодрым; при ходьбе опирался на палочку, но не горбился, был даже стройным. Носил часто светлый подрясник и сам был очень чистоплотным. Жалостливый и добрый к людям, он как будто весь светился».
Правый глаз у схимонаха Илии всегда был прикрыт веком — об этом упоминают многие очевидцы, считая, что он был с одним глазом.
Надежда Сергеевна Кириченко рассказывает: «Схимонах Илья был худощавым; здоровьем, наверное, был слабый, старенький ведь — уж 100 лет ему было; один глаз у него всегда был закрыт; наверное, одного глаза у него не было. Но на фотографиях он почему-то получался с двумя нормальными глазами. Почему так — не знаю».
Клавдия Герасимовна, часто и много беседовавшая со старцем, объяснила: «Оба глаза у Ильи были нормальными и здоровыми. Он сам прикрывал один глаз и говорил: «На этот мир достаточно смотреть и одним глазом». На окнах, где он жил, всегда были густые занавески.
Надежда Ивановна Телегина, в семье которой старец жил долгое время, говорит, что принимал отец Илия людей с большой любовью; обращался к людям обычно так: «Ну что, дорогие мои?» или «Мои дорогие!» или «Дорогие вы мои!».
«И голос был у него особенный, — вспоминает Надежда Ивановна, — у мужчин голоса — низкие, а у стариков ещё и хриплые, а у отца Ильи, хоть и мужской голос, но очень добрый, ласковый, даже нежный какой-то, словом, блаженный…
Но это не мешало ему говорить людям строго и грозно, когда они того заслуживали, но даже когда старец произносил что-то грозное и обличительное, ни в голосе, ни в словах не было злости, никогда».
Подтверждает эти слова и свидетельница-очевидица Н.С. Андрющенко: «Когда схимонах Илья жил в нашем доме, все члены семьи видели, как много он молился. Людей к нему шло много, встречал старец всех всегда ласково; сначала молился, а потом разговаривал, вернее, отвечал на волнующие пришедших вопросы, не спрашивая часто ни о чём.
Если на пришедших не было креста, схимонах сразу это обнаруживал, хотя пришедшие были одеты и покрыты, — и называл их «басурманки».
Когда обличал в плохих делах, говорил — «негодяйки». Но даже те, кого старец так, далеко не ласково, называл, говорили, что здесь было больше отцовского жаления, даже его скорби по этим «негодяйкам», чем гнева: те, кому адресованы были такие неласковые слова старца, совсем не ощущали обиды, а — только боль родного, доброго отца за плохие поступки детей».
Надежда Сергеевна Кириченко рассказала следующее: «Когда я познакомилась с очень хорошим парнем, и он предложил мне выйти за него замуж, мы пошли за благословением к Илье. Отец Илья согласился, что парень действительно очень хороший, а замуж за него не благословил. Тогда мы с моим женихом стали уговаривать старца благословить наш брак. Илья так ласково посмотрел на нас и говорит: «Если уж так хотите — благословлю через 3 месяца».
Через 3 месяца парень этот, разгружая вагон у себя на работе, зацепился тулупом за проходящий состав. Пытался освободиться — не успел и, попав под поезд, погиб».
Рассказывает Вера Павловна Прошкина о своей мачехе, женщине неверующей, пустой и очень злобной: «Била меня мачеха чем попало, поленом даже била. А за что? Ни за что! Просто злая была очень…
Вот прослышала однажды мачеха моя от людей, что есть такой монах — старец Илья, и чудотворец, и прозорливый; что много людей к нему ходит. Пошла и мачеха моя к прозорливцу… Возвратилась домой и молчит. Её спрашивают: «Ну что, была у старца? Что ж ты молчишь?»
А она отвечает: «Да что там рассказывать?! Говорили: мудрый — мудрый… А он мне какую-то чепуху сказал… Говорит: «Трава — ты! Трава и есть!»
Надежда Ивановна Телегина делится воспоминаниями: «Сестра моя Анастасия узнала, что муж ее после плена находится в Магадане. Муж её сам прислал ей письмо из Магадана. Анастасия решила ехать к нему, да денег на дорогу не было. Вот наша мать и пошла к Илье спросить, ехать ли Анастасии или не ехать.
Старец ехать не благословил, отец Илья сказал о сестре: «С чем поедет — с тем и приедет».
Но опять же: мы за благословением обращаемся, а сами не слушаем — делаем по-своему… Сестра не послушала старца — поехала. Приехала, а муж себе новую жену нашёл. Но Анастасия уезжать не захотела, сняла квартиру в надежде, что муж вернётся. Муж не вернулся…
Анастасия нагоревалась там вдоволь, да и потом вернулась домой ни с чем».
«Однажды как-то моя двоюродная сестра Евдокия, которая жила в другом доме, пролежала всю ночь в своей постели и не уснула: всё лежала да думала, а думы у неё были горькие, тяжёлые, даже страшные.
Наступило утро. Встала Евдокия с постели и к нам пришла: проходит мимо старца (всего один только раз мимо него прошла), а отец Илья вдруг ей и говорит: «Хватит тебе, Евдокия, ходить, остановись! А то ты сегодня ночью где только не побывала: и блудила, и вешалась, и под поездом побыла!»
А Евдокия никуда не ходила ночью; ни разу даже не поднялась; в постели своей лежала, только мысли были плохими, страшными. Схимонах Илья открыл все её тайные страшные помыслы…
Действительно, Евдокия ночью, лёжа на кровати, думала о своём ухажёре, который заставлял её страдать душой; всю ночь она провела в страстных, греховных мыслях. И решение своих проблем Евдокия увидела в самоубийстве: повеситься или броситься под поезд».
Прасковья Федоровна Сухина свидетельствует: «Схимонах Илья вообще как-то особенно трогательно, душевно относился к шахтёрам за их опасный, тяжёлый труд; жалел шахтёров и молился о них Господу.
Вот и Дуся уходила на шахту, а старец, как отец о дочери, молился всегда о ней Богу.
Однажды вернулась Евдокия домой из шахты, а отец Илья говорит ей: «Дуся! А я сегодня у вас на шахте был: пришёл, попросил шахтёрскую одежду, лампу, и спустили меня в шахту. А у вас вагон перекинулся, и десятник вас ругал».
Евдокия ничего не могла понять: старец рассказал ей, что произошло сегодня в шахте, в её смене; рассказал так, будто действительно опускался в шахту и эту аварию видел своими глазами. Отец Илья так подробно и точно описал происшедшую в шахте аварию, что Евдокия поверила, что схимонах-старец, которому было уже за 100 лет, принимавший людей, часто сидя на своей кроватке, седой и слабенький, действительно побывал в шахте.
Только позже Евдокия поняла, что старец Илья — прозорливый, и что аварию, как и многое другое, он видел духовными очами».
«Одна наша знакомая, — вспоминает Иван Ульянович Генераленко, — пошла к старцу, а он и говорит: «У тебя дети есть, ты их жалеешь, учишь их танцам да пляскам, а к Богу не привлекаешь; а вере не учишь — большой грех детям своим делаешь! Жизнь на земле — временна, а ты забываешь, что уйдёшь в вечность и ты, и твои дети».
«А другая женщина, — продолжает он, — тоже собралась к схимонаху Илье сходить, а в гостинец решила молока взять.
Молока ей было не жаль, но посуды подходящей, чтобы молока налить и старцу понести, не было, кроме одного графинчика. Графинчик как раз был удобным, чтобы молоко отнести, но его было жаль. И решила женщина молока не нести: молока не жаль, а вот графинчика жалко. Ничего не взяла. Пошла к Илье.
Вошла и говорит: «Ой, отец Илья, я — без гостинчика…»
А старец и говорит: «А я знаю: молока не жалко тебе, графинчика жалко. Графинчик ты пожалела, а вот жизни своей не жалеешь. Что старичку молока принести пожалела, не так страшно! Страшно, что ты Бога не почитаешь! Что о молоке да о графинчике толковать? Безбожницей ты на свете живешь, — вот, что страшно!»
Был очень печальный случай (правда, единственный), когда небольшая семья, жившая в просторном доме, дала приют схимонаху Илье в крошечном флигеле в их же дворе, а потом выгнала старца на улицу. Дочь того самого отца семейства, который выгнал когда-то схимонаха из флигелька, продает на рынке овощи, выращенные на собственном огороде.
«К отцу Илье, — начала свой рассказ женщина, — текло много народа: каждый нёс старцу какой-то гостинец. Но отец Илья ел вообще очень мало. Этими приношениями старец кормил людей, которые шли к нему; много оставалось и нам, всей нашей семье — при нём у нас и сметана была, и хлеб, и картошка.
Но однажды сестра написала из Москвы, что приедет домой; только жить с нами вместе она не захотела, пожелала жить в этом флигельке, где Илья жил. И отец наш взял и выгнал старца на улицу.
Старец не сопротивлялся, только попросил дать ему малое время, чтобы найти себе кров, но отец наш почему-то очень грубо, даже с ругательствами немедленно выгнал его на улицу.
И вот прошло уже 60 лет, — женщина, рассказывая это, плакала, — а ни у кого из нашего семейства, ни у кого из всего рода нашего, счастья нет! Ну, всё у нас плохо! Одни несчастья преследуют нас! Не знаю: может, Бог за него нас наказывает, только очень мы все несчастные. Вот даже сегодня: стояла на рынке, стояла, а продать ничего не могу. Рядом у всех покупают, а у меня и кабачки лучше — и не берут. Даже на хлеб не заработала…
Отца нашего давно на свете нет, внуки у нас уже и правнуки — и у всех жизнь наперекос!
Может, пойти к нему, к схимонаху Илье, на могилу и попросить прощения?! Мы ни разу не были. Даже не знаем, где могила. Но мы узнаем. Надо, наверное, узнать и сходить — попросить прощения…»
«А однажды был такой случай, — рассказала Валентина Ивановна Жукова, — одной женщине приснился сон, который ее встревожил, решила она пойти к схимонаху Илье, чтобы старец сон её разгадал.
Пришла женщина к старцу, а схимонах ни о каком сне не стал слушать, а заговорил сам: «А ты, «добрая женщина», людям молоко водой разбавляешь — а потом продаёшь воду пополам с молоком, а сама-то сметаной питаешься (женщина эта имела две коровы, жила зажиточно, сытой жизнью; а людей обманывала).
Это сейчас ты — как сыр в масле купаешься, а умрешь с голоду…»
М.В. Карагодина рассказала, что с её дядей, произошёл случай, который не вызывает никаких сомнений, что схимонах Илья был истинно прозорливым и чудотворцем:
«Когда наш дядя Ваня уходил на фронт, он пошёл к отцу Илье, чтобы благословил его Божий человек, на войну ведь идёт…
Отец Илья ласково его принял, помолился Господу и благословил. Стал дядя Ваня прощаться да уходить, а старец вдруг ему и говорит: «А ты ложку взять не забыл?»
«Что взять?» — удивлённо переспросил дядя.
«Ложку не забыл? Возьми-возьми ложку, не забудь!» — несколько раз повторил отец Илья, что показалось нашему дяде Ване просто шуткой.
На фронте дядя Ваня был определён на полевую кухню, и всю войну на этой самой кухне каши варил, так что ложка ему как раз очень пригодилась. Не раз вспоминал солдат, как схимонах Илья его на фронт провожал.
Домой вернулся после войны дядя Ваня живым и невредимым. Но рассказал нам из фронтовой жизни одно приключившееся с ними там, на войне, чудо:
«Вот случай был у нас на фронте: шли мы, солдаты, с техникой, продвигались по лесу, да и застряли в трясине… Как глянули: кругом — болото. Признаюсь: тоскливо стало!
«Господи, — думаю, — ведь Илья, Божий человек, на фронт благословил, — не может быть, чтобы погибли!..»
Смотрим: вдруг откуда-то появился седой, беленький весь, старичок, в точности похожий на Илью. И повёл нас этот старичок, идя впереди всех, и вывел нас из трясины на дорогу. Да сразу потом и пропал. Хватились: а где же старичок-то, что спас нас? А его и нет! Вывел, спас и пропал.
Илья это был, настоящий наш Илья! Только как он мог на фронте оказаться? Вот это — чудо!»
Анна Яковлевна рассказывает еще об одном чуде, произошедшем во время Великой Отечественной войны: «Муж мой был на фронте. Вдруг получаю я похоронку — извещение о гибели мужа…
Тогда ещё об Илье я не знала. И вот в скорби своей я вдруг узнаю от верующих людей, что есть в Макеевке такой монах-схимник, большой молитвенник. В моём горе я не знала, что мне теперь делать, как теперь жить — и, узнав о старце, побежала к нему…
Зачем побежала — сама не знаю, горе было моё такое большое, что справиться сама я бы с ним не смогла, надеялась на его духовную поддержку.
Добрый и удивительный старец выслушал моё горе, строго посмотрел на меня и сказал: «Ходи в церковь, усердно молись, причащайся каждое воскресенье — вернётся твой муж!»
Схимонах Илья не оставил нам напечатанных поучений своих, но вся его смиренная жизнь в Господе, его наставления людям преобразовывали людей из далёких от Бога, от духовной жизни, — в людей новых, истинно верующих в Господа…
Анна Яковлевна приступила к молитве, посту, готовясь к Причастию…
Шла война… Отцы, мужья и братья ушли на фронт. Женщины же, чтобы где-то достать хлеба, крупы, хоть какой-нибудь еды и тем самым спасти своих детей от голода, рискуя собственной жизнью, цепляясь за идущие вагоны «товарняков», ехали куда-нибудь, чтобы выменять свои лучшие вещи на кусок хлеба.
А у Анны Яковлевны была корова, единственная во время войны добрая кормилица. Но наша рассказчица поверила словам старца и, неся в сердце надежду на милосердие Божие, готовилась каждую неделю, чтобы в воскресенье причаститься… Она постилась, когда единственной пищей в доме было молоко…
«Я ходила всё время в церковь, постилась, молилась и причащалась. Я слушалась Илью, всё делала, как сказал старец. И, уже имея на руках похоронку, вдруг получаю письмо… от мужа. Вот чудо-то! Я причащалась — и муж мой ожил!
Он писал: «В бою меня контузило, 7 суток лежал, присыпанный землёй. Фронт продвинулся, наши бойцы ушли, меня они не нашли, т.к. я был землёй засыпан. Подобрали местные жители, потом поместили в американский госпиталь, в котором меня, действительно, вернули к жизни».
С войны муж вернулся, умер он уже в старости, когда ему 73 года было».
Александра Игнатьевна Богданович рассказывает о чуде, которое произошло в юности именно с ней: о чудесном исцелении, когда больница отправила девушку домой умирать; и о том, что именно этот несчастный случай стал причиной первой встречи со схимонахом Ильёй.
«Было это в ноябре 1943 года, когда шла война. Разорвался бак с кипятком, — и я получила страшный ожог лица и половины тела. В больнице поставили диагноз: «нагноение ожоговых ран» — и лечить отказались; сказали, чтобы забирали домой. «Она,- сказали врачи,- всё равно умрёт».
Я была молоденькой девушкой. И вот привезли меня мои родные домой умирать. Моя мама всю ночь плакала и молилась Матери Божией, скорой нашей Заступнице. Молилась мама Царице Небесной, всю надежду на Неё возложила: «Спаси, Матерь Божия, спаси умирающую дочь!»
И услышала Царица Небесная! Утром в дом к нам пришли незнакомые нам верующие люди и рассказали маме, что есть в нашем городе Макеевке такой монах-схимник Илья, которого очень слышит Бог. Люди эти добрые сообщили матери адрес, где в то время жил старец.
Мама побежала к нему… Отец Илья помолился, потом говорит маме: «Иди спокойно домой. Не волнуйся совсем — придет в ваш дом женщина, принесёт лекарство. Выздоровеет дочка полностью. Только не забывай молиться Богу и Матери Божьей! И благодарить Господа и Царицу Небесную никогда не забывайте! Иди с Богом!»
Действительно, по посёлку разнеслась весть о тяжело больной девушке, которую привезли домой умирать. Какая-то женщина, услышав об этом, сама пришла в наш дом и принесла эмульсию. Стали мазать меня этой эмульсией — всё прошло: не осталось ни рубцов, ни следов ожогов».
Галина Самсоновна Колодяжная сама старца Илию не знала, но о нем ей рассказывала соседка бабушка Оля: «Из рассказа бабушки Оли об Илье помню совсем немного. Когда Илья жил в их семье, бабушка Оля, будучи тогда ещё совсем молоденькой, стала однажды свидетельницей вот какого случая.
Шла война. Старец Илья ходил по двору дома… Вдруг какой-то молодой немец остановился, прицелился и выстрелил в схимонаха из пистолета, а сам при этом что-то злобно приговаривал. И хотя немец выстрелил из очень близкого расстояния — он промахнулся. Сразу же выстрелил вторично — и промахнулся опять. Ещё выстрелил — и опять промахнулся. Видимо, немца взял азарт: он уже не мимоходом стрелял, а стоял — целился — стрелял — и промахивался.
Тогда немец вытаращил глаза и спрашивает отца Илью: «Ты кто?»
Бабушка Оля говорила, что немцы Илью уважали и считали его святым».
Разным людям преподобный Илия давал разные наставления. Но всем приходившим к нему говорил слова, которые обращены и к каждому из нас: «В воскресенье и в праздники дома не сиди! В храм иди! И всё у тебя будет хорошо!»
По материалам книги «Немощная мира избра Бог, да посрамит крепкая»
Читайте также:
О духовниках истинных и ложных
Преподобный Амфилохий Почаевский: «…Знаете, что это за человек? Он весь мир спасает»
