С Людмилой Николаевной я познакомилась при вполне банальных обстоятельствах жизни: будучи студенткой и еще не имея собственного жилья, искала комнату. Агент терпеливо показывал мне скудные варианты, а я все искала соответствие цены и… нет, не качества, а хотя бы подобие домашнего уюта и просто доброго отношения. Первое, что увидела в предлагаемой комнатке от семьи Беловых — большие, украшенные бисером редкие иконы на высоком шкафу, посмотрела на супругов — пожилая пара мне так улыбалась, как будто мы действительно были довольно близкими родственниками. У меня как-то отлегло от сердца, я утвердительно кивнула агенту в знак согласия.
Меня ничуть не насторожило, что оставшись со мной один на один хозяйка попросила дать ей несколько бОльшую сумму, чем месячная стоимость комнаты, в счет будущей оплаты. Взяв деньги, она быстро спрятала их в складки халата и попросила: «Только мужу не говори». Сказано — сделано, молчу как рыба. Тем более, что с первых дней эти люди стали мне действительно почти родными. После утомительного дня, наполненного лекциями и работой, меня встречали горячим ужином, спрашивали об успехах и проблемах, создавали гробовую тишину, когда я готовилась к экзаменам. Споры были иногда только из-за того, что я, к примеру, хотела сама убирать в комнате, а Людмила Николаевна считала это чуть ли не своей обязанностью. Но, если честно, мне конечно же не очень хотелось все это делать, и я «нехотя соглашалась». А люди были действительно редкими по своим душевным качествам. Они во многом жили по заповедям Христа, не зная полностью этих заповедей, не открывая Евангелия — жили по Евангелию. То есть были христианами по своей сущности. Им не надо было заставлять себя совершать добрые дела, они другой жизнью и не жили. Но и от Церкви были далеки: не понимали, что плохого в курении, зачем нужны молитвы; услышав про причастие, Людмила Михайловна и вовсе отмахивалась, «да ну, несерьезно все это, сказки». Я и не навязывала ничего, понимала, что во многом мне до них далеко.
Но несколько месяцев спустя у меня началась действительно не жизнь, а «сказка», причем не из самых добрых.
Хозяйка все чаще стала просить меня заплатить ей чуть ли не за месяц раньше срока, просьбы становились все чаще, суммы — больше. И все это тщательно скрывалось от главы семьи. Не раз я заставала супругов за ссорами, а однажды Виктор Васильевич спросил: «У тебя Люда денег не просила? Будет просить — не давай». В ответ на мое недоумение он признался: «В игровые автоматы она стала ходить, всю мою зарплату проигрывает, золотые украшения какие были — в ломбарде заложены. Выкуплю, спрячу — она находит, и опять сдает и играет».
У меня хорошая фантазия, но было очень трудно представить себе эту пожилую степенную женщину с добрыми светлыми глазами, сидящей у автоматов в накуренном зале какой-нибудь «Фортуны», в ожидании, что ей выпадут три «клубнички». Но это было именно так. Несколько дней спустя Людмила Николаевна сама в этом призналась, когда пришла с очередной просьбой одолжить денег. «Мне бы только сережки внучек выкупить, а то родным признаться стыдно». На вопрос когда и из-за чего все началось, женщина рассказала, что впервые она сыграла на сдачу в автомате продуктового магазина. Не так давно эти конструкции находились почти в каждом продуктовом павильоне. Выиграла, захотелось большего, пришла в игровой зал, а там в первый же день выиграла 40 тысяч. Это был единственный крупный выигрыш, который положил начало бесконечным проигрышам и поражениям. И не только в игре. Ощущение эйфории очень хотелось повторить. И даже не ради самих денег, семья ни в чем особо не нуждалась, а ради мгновений полета, когда все сошлось и выпала крупная удача. Мысль о том, что сегодня точно повезет, была первой, с которой женщина просыпалась, потом в слезах приходила, искала деньги и говорила себе: «Завтра отыграюсь». Так проходил день за днем, месяц за месяцем. Стало понятно, что хозяйка больна игровой зависимостью. Но было большим плюсом хотя бы то, что и она это понимала. Людмила Николаевна просила ей помочь победить недуг, плакала, а утром, будучи не в состоянии после пережитых волнений даже бодро ходить, брала палочку и шла по одной дорожке вместе с другими пожилыми женщинами, только они сворачивали в сторону церкви, а она, пряча глаза в платок, направлялась к совсем другому зданию с яркими сверкающими вывесками в виде золотых монет.
Слова типа «перестаньте играть — и жизнь наладится» — не действовали. Иногда мы вместе пытались найти выход.
— Я, конечно, слышала, про такую зависимость, но никогда не предполагала, что это может случиться со мной, — делилась хозяйка, — когда стало тянуть туда, я уговаривала себя — это просто игра, ничего серьезного. Потом стала обещать себе при каждом посещении, что это в последний раз, что «с понедельника — другая жизнь», а остановиться почему-то не могу.
— А что в этой игре такого притягательного?
— Ощущение взлета, азарта, отрыва от повседневности.
— Неужели у Вас такая плохая повседневность? Уютный дом, хороший муж, состоявшийся сын, любимые внучки…
— Когда играешь — нет ни внучек, ни сына, вообще забываешь про возраст, кажется, что тебе 20 и мысль одна: «вот сейчас будет выигрыш, сейчас повезет и снова охватит волна полного счастья», и живешь только в ожидании этого ощущения. Без него — жизнь становится вдруг серой рутиной, как будто случайно оказалась здесь, а все настоящее — там, в игре.
— А сама жизнь кажется скучной?
— Даже не скучной, а цепочкой временных событий, которые необходимо как-то проживать между выигрышами.
— Но ведь чаще случатся проигрыши?
— Проигрыш еще больше стимулирует желание опять придти. Смиряться с поражением не хочется, и эта мысль не дает покоя, остановиться невозможно.
— Без Божьей помощи Вам не справиться…
Людмила Николаевна посмотрела на свои иконы, стоящие на шкафу:
— Я верю в Бога, но не понимаю, зачем нужны службы церковные, обряды разные, это все тяжело соблюдать и неизвестно зачем.
Я вздохнула. В посещении игровых залов ничего сложного нет, и цель ясна и желанна. Все остальное превращается в тяжелый непосильный труд.
Недели за неделями не приносили ничего нового. Моя хозяйка плакала, болела и продолжала посещать игровые залы.
Однажды, когда я была на воскресной службе в церкви, мне особенно запомнились слова священника на проповеди: «Добрые люди — самая ценная добыча темных сил, и если человек не причащается, не молится, у него нет никакой защиты, чтобы противостоять собственной гибели».
Я решила набраться терпения и потихоньку рассказывать хозяйке о значении таинств, посещений богослужений, молитв. В ответ она равнодушно отмахивалась или бросала фразу: «Ерунда все это». По себе знаю, воцерковление — это далеко не быстрый процесс, но продвижений не было ни на шаг. И я отошла, замолчала.
Помощь пришла совсем неожиданно. Виктор Васильевич, супруг Людмилы Николаевны, бывший коммунист времен Союза, обратился ко мне с неожиданной просьбой: попросил у меня все имеющиеся, как он сказал, «божественные книги». Два вечера читал, потом вернул и купил вдвое больше. Обычно люди, которые что-то начинают впервые, чувствуют себя неуверенно, например, не решаются подойти к священнику и заговорить, но, очевидно, мужчина принял твердое решение, и ему было явно не до условностей. Несколько дней подряд он практически «пропадал» в храме, в выходные — пригласил батюшку для освящения квартиры, снабдил внучек детскими молитвословами, невестке подарил «Материнские молитвы», сыну тоже что-то вручил, но тот равнодушно отказался. А Виктор Васильевич продолжал действовать: каждые утро и день вслух читал молитвы, не обращая внимания на вздохи жены.
Прошло еще немало трудных и долгих месяцев, скоро должен был наступить праздник Пасхи, накануне которого Людмила Николаевна попросила ее причастить. Болезни не отступали, она была совсем слабой и дойти пешком не могла никуда: ни в церковь, ни к пресловутым игровым автоматам. Лежа на кровати и изучая трещины потолка, она полностью ощутила, что такое настоящая серая жизнь. Вспоминала, как не так давно гуляла с внучками по лесу, покупала продукты, выбирала подарки на праздники. Поневоле стала прислушиваться к словам молитвенных правил мужа, а позже сама уже ждала этих минут. Незаметно совсем другой уклад жизни стал привычным и необходимым.
И все-таки, решили, что к первому причастию она пойдёт сама, если уж пришла к этому духовно. Одевали женщину всей семьей: муж терпеливо застегивал бесконечные пуговицы на пальто, внучки старательно завязывали платочек. Тяжело спускались по лестницам, долго шли к храму, который находился совсем недалеко от дома. «Какой красивый, — тихо сказала хозяйка, любуясь синими куполами, — не замечала».
Она выдержала все: долгую службу, очередь к исповеди, перед причастием почти теряла сознание и горько плакала. И после таинства плакать не переставала. Служба закончилась, а Людмила Николаевна все сидела в темном уголке храма, потом пересела на скамеечку во дворе и не могла надышаться воздухом ранней весны: «Я так хочу жить… Что мне делать, чтобы вернуть все, как было раньше? Как надоело болеть…»
Прошло несколько лет, я закончила институт, переехала в свое жилье, к бывшим хозяевам наведывалась в гости. За это время в семье Беловых происходило многое: у Людмилы Николаевны все же было несколько срывов в сторону «одноруких», здоровье тоже далеко не всегда радовало. И все-таки, это была далеко не та безысходная ситуация. Просто было видно, как жизнь женщины меняется пусть не слишком гладко, но к лучшему. Именно так, как и должно быть в жизни, в настоящей жизни.
Раз, два, три, четыре, пять, — я иду искать… Может и нужно иногда проходить через одно, другое, пятое, чтобы начать искать именно то настоящее, что нельзя заменить фальшью.
