Само собой разумеется, что все это пошло, нагло и безвкусно. Однако в фотографиях с сайта Rich Kids of Instagram («Богатые дети в Instagram»), о котором писала на прошлой неделе Guardian, есть кое-что еще, не сводящееся к обычному отвращению к грубой демонстрации роскоши. На этих фотографиях юноши с четырьмя часами Rolex на руках и другого юноши, позирующего перед своим вертолетом, на бесчисленных машинах, яхтах, туфлях, особняках, бассейнах и испорченных белых мальчишках, кривляющихся в частных самолетах, изображая гангста-рэперов из черных гетто, лежит тень чего-то худшего. После просмотра нескольких десятков подобных картинок возникает непонятное, но тревожное чувство.
Разумеется, такие фотографии, по идее, должны возбуждать зависть. Однако вместо этого от них несет отчаянием. Юноши и девушки теряются на фоне собственной дизайнерской одежды. Вещи затмевают и обезличивают людей настолько, что владелец как будто бы сам превращается в имущество. Голова лежащей на кровати девушки едва виднеется из-под завала пакетов Chanel, Dior и Hermes. Подписи гласят «шоппинг-шоппинг» и «#золотаялихорадка», однако вместо картины изобилия перед нами наглядный образ пустоты. Эта сцена буквально пропитана отчаянием и одиночеством: компанию молодой женщине составляют только пакеты из магазинов и ее собственное отражение в зеркале.
Возможно, я проецирую свои предубеждения. Однако мои ощущения подтверждаются впечатляющим количеством психологических исследований. Психологи утверждают, что «вещизм» — свойство, которое встречается и у бедных и у богатых и которое исследователи определяют, как «систему ценностей, основанную на пристрастии к вещам и к создаваемому ими социальному образу», разрушителен как для общества, так и для отдельного человека. Он лишает тех, кто ему поддался, радости жизни и душевного спокойствия и несет тревогу, депрессию и крах отношений.
Корреляция между вещизмом, несчастьем и неспособностью к сопереживанию и взаимодействию с людьми была замечена давно. Однако исследования, проводившиеся в последние годы, устанавливают причинно-следственную связь. Например, серия экспериментов, результаты которых в июле опубликовал журнал Motivation and Emotion, продемонстрировала, что рост вещизма снижает человеческое благополучие (качество отношений, автономность, осмысленность жизни и т. д.). Когда вещизма становится меньше, люди, напротив, становятся благополучнее.
В ходе одного из исследований ученые работали с группой 18-летних. Затем — через 12 лет — они снова проверили ту же группу. Исследуемых просили оценить важность различных целей — работы, денег и статуса с одной стороны, и принятия, общности интересов и причастности к сообществу, с другой. После этого им давали стандартный диагностический тест, выявляющий проблемы с душевным здоровьем. И в 18 лет, и в 30 лет, люди, более склонные к вещизму, были больше склонны и к психическим расстройствам. Но те из них, в ком за это время вещизма стало меньше, стали счастливее.
В другом случае психологи изучали то, как исландцы переносили экономический коллапс, который произошел в их стране. Одни пытались найти опору в вещизме, а другие стали меньше интересоваться деньгами и больше обращать внимания на семью и общественную жизнь. Вторая группа продемонстрировала более высокий уровень благополучия, чем первая.
Эти исследования — при всей своей показательности — устанавливают только корреляцию. Однако затем исследователи пропустили группу подростков через церковную программу, направленную на то, чтобы переключить детей с трат на помощь и сбережение. Самооценка участвовавших в программе детей, которые до этого проявляли вещизм, заметно возросла, в то время, как у их собратьев в контрольной группе — нет. У тех, кто не страдал от вещизма до программы, самооценка не изменилась.
В другой статье, вышедшей в Psychological Science, сообщается о контролируемом эксперименте, в ходе которого на людей постоянно воздействовали образами предметов роскоши, текстами, адресованными не гражданину, а потребителю, и словами, ассоциирующимися с вещизмом (такими, как «покупать», «статус», «престижный» и «дорогой»). Подопытные демонстрировали незамедлительный, но временный рост материальных устремлений, тревожности и депрессии. Они также становились более склонными к конкуренции и эгоистичными, у них снизились чувство социальной ответственности и склонность участвовать в трудоемкой социальной деятельности. Исследователи подчеркивают, что, так как реклама постоянно бомбардирует нас подобными образами, а наши СМИ постоянно представляют нас именно потребителями, эти временные эффекты могут возникать на более или менее постоянной основе.
Наконец, авторы третьей работы, опубликованной, парадоксальным образом, в Journal of Consumer Research, наблюдали в течение шести лет 2 500 человек. Исследование выявило двухстороннюю взаимосвязь между вещизмом и одиночеством: вещизм взращивает в людях социальную изоляцию, которая, в свою очередь, развивает вещизм. Люди, отдалившиеся от окружающих, привязываются к вещам, и эта привязанность в дальнейшем вытесняет социальные отношения.
Оба варианта вещизма, приводящие к этому эффекту — использование вещей как мерила успеха и поиск счастья через приобретение — можно увидеть в Rich Kids of Instagram. Только прочтя эту статью, я понял, что в этих фотографиях так выбивало меня из колеи: они выглядят как своего рода сознательное нанесение себе социальных увечий.
Вероятно, это отчасти объясняет, почему основанная на безостановочном росте экономическая модель продолжает, на свой лад, преуспевать, пусть и оставляя за собой хвост из неоплатных долгов, душевных болезней и разрушенных отношений. Социальная атомизация — это, возможно, лучшая стратегия продаж в истории, а бесконечный маркетинг выглядит почти идеальным методом атомизации.
Вещизм заставляет нас все время сравнивать то, что имеем мы, и то, что имеют окружающие. Вредоносный сайт о «богатых детях» издевательски иллюстрирует и грубо подстегивает эту гонку. Конца ей нет и быть не может. Если у тебя четыре «ролекса», а у кого-то — пять, тебе не хватает одного, чтобы чувствовать себя удовлетворенным. Материальное выражение самооценки снижает самооценку.
Я хочу подчеркнуть, что говорю не о различиях между богатыми и бедными: бедные могут поддаваться вещизму не хуже, чем богатые. Речь идет об общей социальной тенденции, порожденной государственной политикой, действиями корпораций, коллапсом сообществ и общественной жизни и нашей покорностью системе, которая выедает нас изнутри.
Мы делаем ужасную ошибку, позволяя себе верить, что чем больше у нас будет денег и вещей, тем благополучнее будет наша жизнь. В это верят не только несчастные запутавшиеся дети с фотографий, но и почти каждый министр почти каждого правительства. Суетные амбиции, страсть к материальному, безостановочный рост: вот формула массового несчастья.