Продолжаем разговор о церковной жизни. Об исповеди и причастии, детском покаянии и трудностях переходного возраста, воцерковлении, строгости и снисхождении к человеческим немощам Правмиру рассказал настоятель храма мученицы Татианы при МГУ протоиерей Владимир Вигилянский.
Сетовать на частоту исповеди неуместно
— Отец Владимир, иногда вечером исповедуешься перед причастием, а до утра либо с домашними поругаешься, либо разгневаешься на кого то, либо еще какой-то грех совершишь, и утром опять идешь на исповедь. И грехи каждый раз называешь одни и те же. Не превращается ли такая частая исповедь в формальное перечисление грехов? В Греции, например, исповедуются реже, там таинство исповеди не привязано строго к причастию. Какие проблемы возникают при частой и редкой исповеди?
— Я, как и многие современные священнослужители, сторонник частого причащения. При этом считаю, что не следует навязывать всем прихожанам эту практику, надо быть рассудительным в этом отношении и не ломать практику, сложившуюся десятилетиями. Но если мне задают вопрос о частоте причащения, а это бывает постоянно, я за редким исключением советую: «Как можно чаще».
Теперь — об исповеди. Действительно, для некоторых церковных людей, постоянно бывающих на богослужениях и регулярно причащающихся, можно и сократить частоту исповеди, но я никогда не встречал людей, желающих этого сокращения. Мало того, когда я приглашаю прихожан, например, в Светлую неделю причащаться на каждой литургии без гастрономического поста и без исповеди, вижу в их реакциях недоумение и смущение. Могу объяснить — почему.
Во-первых, неслучайно некоторые молитвы Литургии, которые читает священник про себя, — покаянные. В одной из них говорится: «Тебе припадаем и Тебе молимся, благий и человеколюбче, яко призрев на моление наше, очистиши наши души и телеса от всякие скверны плоти и духа, и даси нам неповинное и неосужденное предстояние…».
В другой: «Сподоби нас причаститися небесных Твоих и страшных Таин, сия священныя и духовныя Трапезы, с чистою совестию, во оставление грехов, в прощение грехов… не в суд или осуждение». Перед причащением священник читает вслух молитву: «Молюся убо Тебе: помилуй мя, и прости ми прегрешения моя, вольная и невольная…».
Короче говоря, молитвы нас призывают подходить к Чаше, насколько это возможно, с чистой совестью, то есть подготовленными. Но что может быть более эффективным в этом случае, чем исповедь?
Во-вторых, святые отцы нас призывают приобщаться Христовых Таин с чувством собственного недостоинства, отождествляя себя с «нищими духом». Я знаю священников, которые свои проповеди, если содержанием их не является призыв к покаянию, говорят не перед причастием, чтобы не разрушить у причастников покаянное чувство, а потом, после отпуста, когда выходят с крестом.
В-третьих, мы живем во времена, когда понятие греха нивелируется, страсти объявляются даже достоинством человека, признаком его индивидуальности, проявлением личностных качеств. В этой ситуации исповедь все расставляет на свои места.
И, наконец, в-четвертых, самое главное: Господь в самом начале Своего общественного служения пришел с проповедью о покаянии, поставив его условием откровения Царства Небесного. Если «билетом» в это Царство является исповедь, то для нас, чающих в вечности пребывать со Христом, она должна стать уникальным средством преображения. Сетование на частоту исповеди для христианина неуместно.
— Не на это обычно сетуют. Проблема в том, что исповедуешься часто и исправно, а далеко не всегда есть решимость порвать с грехом. Покаяния нет. Многим это знакомо. Как священник может научить сегодня человека покаянию в большом приходе, где на исповедь приходят десятки и сотни людей, не всегда есть возможность уделить человеку больше 2–3 минут? А если сам священник молод, не имеет опыта глубокого покаяния?
— Все мы знаем, что для того, чтобы избавиться от повторяющегося греха, его нужно возненавидеть. Священник должен помочь кающемуся разъяснением, каковы причины этого греха и каковы его последствия. Иногда эта ненависть рождается от постоянного упоминания его на исповеди.
Мне часто люди жалуются на то, что они вынуждены повторять на исповеди одни и те же грехи. Тогда я предлагаю выбрать из списка только один грех, причем, самый маленький, незначительный и постараться в течение недели отказаться от него. Через неделю я прошу продолжить борьбу с этим грехом на месяц и начать бороться с другим, также маленьким грешком. Этот положительный опыт самоочищения очень важен для человека — он понимает, что победить грехи можно.
Мне трудно говорить за священников других храмов. Поделюсь опытом нашего храма. Раз в неделю у каждого священнослужителя есть день дежурства, когда к нему можно прийти на подробную исповедь или духовную беседу. У меня как настоятеля — дежурство два дня в неделю. Кроме того, на доске объявлений есть электронные адреса священников, по которым можно переписываться с нами.
В качестве эксперимента год назад я позволил обнародовать в этом объявлении номер своего телефона, по которому в экстренных случаях мне можно позвонить. Спасибо нашим прихожанам, которые не злоупотребляли пустыми звонками. Эксперимент, кажется, удался. Все эти меры компенсируют отсутствие времени на исповеди при большом наплыве людей в праздники, в субботние и воскресные дни.
— Как подготовить к исповеди ребенка, объяснить ему, в чем каяться? Если просто говорить ему: «Покайся, что маму не слушался», — можно только отвратить его от исповеди.
— Важная задача родителей и священника — укрепить в ребенке понятия добра и зла, что можно и что нельзя делать и говорить. Исповедь — самое лучшее средство для этого. Надо приучать ребенка просить прощения за неблаговидные поступки, а ведь некоторым бывает сделать это очень трудно.
Разговор на эту тему очень полезен. Иногда я перечисляю Иудины грехи — предательство, зависть, воровство, нежелание покаяться — и предостерегаю детей никогда их не совершать. Иногда я спрашиваю ребенка, любит ли он, когда на него ябедничают, когда ему делают больно, когда его обзывают, когда с ним не дружат, когда с ним не делятся игрушками, когда ему не помогают. А после этого ставлю его на место тех, кто так поступает.
Конечно, очень трудно склонить ребенка на откровенный разговор, это тяжелая работа, нужен навык. Есть три среды, в которых ребенок ведет себя осознанно и бессознательно по-разному: семья, школа, двор (товарищи). Надо помочь поставить его в контекст обстоятельств этих сред.
Нужно помнить, что ребенок в процессе социализации легко меняет роли во взаимоотношениях со сверстниками, старшими и младшими братьями и сестрами, с отцом, матерью, бабушкой, разными учителями. Посоветовал бы родителям и священникам почитать литературу о детской психологии, особенно о детских страхах, которые становятся основаниями греховных навыков.
Подростки для пастырского богословия — терра инкогнита
— А подросток может хорошо знать теорию, читать книги по нравственному богословию, и при этом с легкостью грешить и легкомысленно относиться к исповеди…
— Подростки — это особая статья. Здесь многое можно было бы сказать. К сожалению, для пастырского богословия это терра инкогнита. Священнику следует помнить, что это пограничный возраст, когда молодой человек или навсегда остается в храме, или покидает его на долгие годы. Здесь не подходят методы духовничества, которые возможны во взаимоотношениях с детьми и целесообразны со взрослыми.
С одной стороны, к подросткам надо относиться предельно уважительно, снисходить к их попыткам казаться взрослыми, к желанию утвердить себя как личность, с другой, — быть принципиальными к их нигилизму, к их стремлениям низвергнуть авторитеты и ценности «взрослого мира». Многие из них не осознают при всем ощущении себя индивидуальностями, что это возраст, когда они психологически становятся членами подростковых групп, интересы которых становятся в поведении доминирующими. Родителям и священникам надо знать, что подростки очень остро ощущают дефицит любви (отсюда ощущение одиночества) и возводят в фетиш понятия дружбы и товарищества.
Некоторым подросткам я советую перед сном, уже находясь в постели, вспомнить прожитый день и подумать, сделал ли он что-нибудь для Бога и для людей. Если ничего не сделал, то день прожит зря.
Отдельная тема — это сексуальное взросление и интерес подростков к «запретным» картинкам, фильмам и статьям в интернете. Надо четко отделять стремление детей любить кого-то и быть любимым от физиологических проблем. В этом вопросе подростки особенно замкнуты. Ни в коем случае священник не должен расспрашивать ребенка о каких-либо личных подробностях, но в доверительной форме говорить в обтекаемых выражениях об этом он обязан, приводя примеры и случаи как бы с другими детьми.
Мы все знаем, что никто — ни школа, ни семья, ни общество — не прилагает никаких усилий в воспитании целомудрия. «Грехи юности», как мы предполагаем, являются основной причиной ухода наших детей из Церкви.
Надо стимулировать прихожан задавать любые вопросы
— С каких книг вы советовали бы новоначальным начать чтение святоотеческой литературы? Если прихожанину у святых отцов или в Писании что-то непонятно и даже вызывает сомнения, должен он делиться этим со священником? Надо ли бояться задавать неудобные или глупые вопросы?
— Провокационных, неудобных и глупых вопросов не бывает, бывают провокационные и глупые ответы. В период своего воцерковления я помню свои вопросы и мудрые ответы архимандрита Кирилла (Павлова), митрополита Антония Сурожского, других священнослужителей. Священникам надо стимулировать прихожан задавать любые вопросы. Для людей это очень важно. Другое дело, что универсальных ответов в житейских делах «для всех» почти не бывает — у каждого человека свои обстоятельства, свой контекст жизни. Что для одного полезно, для другого вредно.
Я воцерковлялся тогда, когда церковные книги, перепечатанные на машинке или изданные на Западе и у нас до революции, передавались из рук в руки. Большого выбора не было. Но мне повезло — попадались почти всегда очень хорошие: разрозненные тома житий святых свт. Димитрия Ростовского и сочинений свт. Иоанна Златоустого, «Добротолюбие», Авва Дорофей, «Оптина пустынь и ее время» И. Концевича, «Откровенные рассказы странника своему духовному отцу», «Отец Арсений», русские религиозные философы начала XX века. Сейчас бы я посоветовал, кроме этих книг, любые книги митрополита Антония Сурожского и старца Паисия Святогорца, книги «Старец Силуан Афонский», «Невидимая брань», «Луг духовный»…
«Я стал очень немощным, и мне физически не потянуть эту епитимью»
— Сегодня не практикуются строгие епитимьи. Даже за грехи, за которые по канонам предполагается отлучение от причастия на годы, сегодня отлучают на несколько недель, максимум несколько месяцев. Действительно ли в наше время уместна только икономия? Или есть случаи, когда нужна акривия?
— На мой взгляд, строгость должна быть соблюдена, когда речь идет о церковных догматах, намеренных отступлениях от основополагающих норм церковной жизни: колдовстве, хуле на Духа Святого, сознательном отвержении основ веры. Снисхождение к человеческим немощам может быть употреблено, когда грешник искренне сокрушается о своих грехах, имеет твердое намерение исправиться. В некоторых случаях я позволяю не допускать к причастию человека в течение года и больше (когда он искренне кается, но по человеческой слабости не может обещать навсегда расстаться с грехом), кроме Святой Пасхи и Рождества Христова. Это не относится к человеку, живущему в блуде.
Вспоминается, как попросили старца архимандрита Серафима (Тяпочкина) дать за какой-то грех епитимью, и он дал три земных поклона в течение недели. Тогда его спросили, почему такая короткая и несложная епитимья. Он ответил: «Я стал очень немощным и мне физически не потянуть эту епитимью».
Человек находит любой повод, чтобы оправдать свою слабость
— Почему некоторые люди, активно воцерковлявшиеся в девяностые, сегодня ушли из Церкви (чаще всего по политическим мотивам)? Получается, они изначально не Христа в Церкви искали?
— В вопросе есть уже ответ, с которым я полностью согласен. Такие процессы бывали и раньше — и сто, и пятьдесят, и двадцать лет назад. Чаще всего человек находит любой подвернувшийся повод, чтобы оправдать свою слабость. Иногда причиной является какой-нибудь постыдный грех, от которого человек не может отказаться, и он сначала подсознательно ищет себе оправдание, затем вполне осознанно находит причину, почему он не желает суда над собой — «священник сам грешник, а то и сама Церковь плоха».
Иногда истинной подоплекой ухода из Церкви является изначальное отношение к ней не как к Невесте Христовой, а к клубу по интересам, к общественной организации, к идеологическому институту.
Как-то ко мне пришла кинокритик, которая стала рассказывать, что она прекратила ходить в церковь, потому что когда-то священник стал к ней приставать. Я спросил ее, как она отнесется к человеку, который прекратил смотреть кино, потому что он узнал, что известный режиссер двоеженец и пьяница. Очевидная нелепость.
Подготовил Леонид Виноградов